Дом ужасов
Шрифт:
— Нет, сэр, не мог.
— А если его с силой швырнули на какую-нибудь твердую поверхность?
— Нет, сэр.
— Приходилось ли вам когда-либо слышать о подобном случае за время вашей двадцатилетней службы экспертом по баллистике?
— Никогда, сэр.
Геррик направился к своему месту. Он был вполне удовлетворен.
— Защита может приступать к перекрестному допросу.
Однако судья возразил:
— Сейчас уже без пятя четыре. Я думаю, на этом мы объявим перерыв.
Он повернулся к присяжным:
—
Судья поправил свою черную мантию и объявил:
— Слушание дела откладывается до завтра, до десяти часов утра.
После того, как судья покинул зал заседаний, остальные участники процесса оставались еще некоторое время на своих местах, пока помощник шерифа не вывел через боковую дверь присяжных. Затем конвоир подошел к Эшли и слегка тронул его за плечо.
Эшли вздрогнул и повернулся к Робисону. Лицо его было перекошено от напряжения. Он здорово изменился за эти несколько недель, выглядел усталым, похудевшим, дряблая кожа висела под подбородком, запавшие глаза покраснели, а правый висок нервно подергивался.
— Завтра ведь последний день, Марк? — спросил он.
— Вероятно, — уклончиво ответил Робисон.
Он сомневался в том, что защита займет больше одного заседания. Однако, чтобы успокоить Эшли, сказал:
— Думаю, что заключительная речь судьи и его напутствия присяжным прозвучат послезавтра.
— Идемте, мистер Эшли, — поторопил конвоир.
— Послушай, Марк, — не обращая внимания на конвоира, сказал Эшли, и в его голосе прозвучала неожиданная настойчивость. — Мне необходимо поговорить с тобой. Это жизненно важно для меня.
Робисон внимательно посмотрел на него.
— Хорошо, Ллойд. Я приду через пятнадцать минут.
Эшли и конвоир скрылись за дверью позади скамьи подсудимого. В зале осталось несколько зевак. Робисон собрал бумаги, сунул их в портфель и откинулся на спинку стула, массируя кончиками пальцев опущенные веки. Он все еще мысленно видел перед собой лицо Эшли.
«Несомненно, у него есть все основания для панического страха», подумал Робисон.
Опыт Робисона подсказывал ему, что присяжные заседатели уже приняли решение несмотря на предупреждение судьи не делать этого др окончания процесса. К этому выводу он пришел, наблюдая за присяжными: например, как они молча выходили друг за другом из зала, стараясь не смотреть на подсудимого. Ведь на самом деле никто не испытывает радости, посылая человека на электрический стул. Эшли, должно быть, тоже понял, отсюда и возникшее в нем чувство обреченности.
Выйдя в коридор, Робисон увидел Еву Эшли. Она выглядела маленькой, потерянной и страшно испуганной. Робисон хотел подойти к ней, но она затерялась в толпе.
Реакция Евы на происходящее удивляла его. Она тяжело переживала случившееся, мучилась угрызениями совести и во всем винила себя. Он вспомнил ее первый визит к нему в офис сразу после убийства.
— Я знала, что он ревнив, — говорила она, но я не ожидала ничего подобного.
Она нервно сжимала и разжимала руки.
— О Марк, — воскликнула она с отчаянием. — Они отправят его на электрический стул. Я знаю, они это сделают. И виновата в этом я.
Он резко возразил ей:
— Слушай меня внимательно. Ты ни в чем не виновата. Ты должна держать себя в руках. Если ты потеряешь присутствие духа, это не поможет ни тебе, ни Ллойду. Тем более, что ничего нельзя знать наверняка. Приговор еще не вынесен.
Но она, казалось, не слышала его.
— Нет, это моя вина, — повторяла она, и губы ее дрожали. — Подумай только, что я наделала. Два человека… Том уже мертв, и Ллойда скоро…
— Прекрати сейчас же! — он схватил ее за плечи и резко тряхнул.
— Ты должен спасти его! — в отчаянии крикнула она. Прошу тебя, Марк, если ты не сделаешь это, я никогда не прощу себе.
— Я сделаю все, что в моих силах.
Но он знал, что сделать это будет очень трудно, почти невозможно: обвинение подготовлено более чем основательно: мотив, средство и возможность…
Робисон спустился к выходу на Уайт-стрит, откуда можно было пройти в камеры. Выполнив обычные формальности, он получил пропуск, и уже через несколько минут они с Ллойдом Эшли сидели по разные стороны длинного стола в комнате для свиданий. Их разделяла лишь прозрачная перегородка.
— Ну, Марк, я хочу услышать правду. Как дела?
Крепко стиснутые руки Эшли, лежащие на столе, выдавали крайнюю степень возбуждения.
Робисон пожал плечами.
— Суд еще не кончился. Никто не может сказать, что решат присяжные…
— Перестань дурачить меня, Марк, — резко перебил его Эшли. — Я видел этих людей, видел их лица.
Робисон снова пожал плечами и замолчал.
— Послушай, Марк, ты уже давно работаешь у меня юристом. Мы много дел провернули вместе, и я прекрасно знаю, как ты умеешь работать. Ты энергичный, находчивый. Я очень верю в твои возможности. Но я…
Он замолчал, подыскивая нужные слова.
— Ты недоволен тем, как я веду защиту?
— Я этого не сказал, Марк.
— Разве тебе не кажется, что я использую малейшую возможность?
— В пределах закона, да. Но я видел раньше, как ты ведешь дела. Я видел, какую тонкую игру ты ведешь с присяжными, какие фокусы ты им показываешь. А в нашем деле ты так придерживаешься закона, что я просто не узнаю тебя. Почему, Марк? Что случилось?
— Понимаешь, Ллойд, я не могу найти ни одной лазейки — вот почему. У меня связаны руки.