Дом, в котором ты живешь
Шрифт:
Я кивнула.
– Понимаешь, очень боялась повторить судьбу матери: отец нормально зарабатывал, не пил, но до того был скучным! Мать около него хирела. Я искала интересного человека и довольно быстро нашла. Познакомились на Новый год в компании. Он рисовал пейзажи, играл на скрипке, знал все архитектурные стили. Жил на Полянке – ему бабка квартиру оставила. Почти сразу я ушла к нему, потом уже расписались… Он работал в какой-то проектной организации, лениво так работал, спустя рукава. Ну да я внимания не обращала. Нам родители помогали, на старших курсах иняза я уже переводами подрабатывала. Зато мы каждое воскресенье ходили на выставки,
Потом стало труднее. Из магазинов исчезали товары, цены росли. Аньку после института распределили в школу, но вскоре это пришлось оставить. Она устроилась переводчицей на фирму – работала по четырнадцать часов. Муж, наоборот, совсем бросил работать. Его контора после перестройки распалась, а другого места он не искал – сидел дома, пытался найти какие-то состояния. Анька уставала и точно не знала какие. Детей в ранней молодости они не хотели, а потом было уже не до того. Однажды Анька почувствовала неладное и пошла в поликлинику. Подозрения подтвердились.
– Рожать сейчас я, наверное, не буду, – сказала она врачу, торопливо пишущему что-то в карте.
– А потом может не получиться. – Врач, русоволосый бородатый мужчина лет сорока, улыбался доброй улыбкой. – Были аборты?
Анька кивнула.
– И не ждите, что наступят лучшие времена. Денег всегда мало: у кого суп жидкий, у кого бриллианты мелкие.
От врача Анька зашла в коммерческий магазин и купила костюм, юбку и двубортный пиджак огромного размера. Дома вставила в юбку резинку, перешила пуговицы на пиджаке. Очень скоро, скорее, чем она думала, костюм пригодился. Сначала он все-таки был ей велик, а потом стал даже мал, потому что Анька продолжала работать на последнем месяце беременности. Влезала в юбку, надевала каблуки, и никто ни о чем не догадывался. Она уже скопила достаточно денег и собиралась сидеть с ребенком целый год. Но Бог судил иначе.
Однажды на переговорах ей стало плохо. Потом врачи объяснили: речь шла не о ребенке и не возможности иметь детей в будущем, речь шла о ее жизни. Уколы, капельницы, тяжелое беспамятство… Анька пришла в себя только через месяц. Мужу разрешили навестить ее. Он пришел румяный с мороза, в новой куртке «пилот» – тогда такие как раз входили в моду, – протянул ей передачу: банку китайской тушенки, купленной ими еще в годы дефицита, и несколько жестких зеленых яблок. От одного их вида сводило скулы.
– И знаешь, Марин, – Анька побледнела, – тогда я высказала ему все. И что, ты думаешь, он ответил? Не поверишь: «Ладно тебе, не обижайся». Не обижайся за то, что сломал жизнь… Сволочь какая… Я его выгнала и, представляешь, больше не видела.
– Как не видела?
– А вот так. Из больницы поехала в родительскую квартиру, там уже не жил никто. А на Полянку даже за вещами не съездила. Не могла себя заставить.
– И как же ты без вещей?!
Да какие там вещи… По дому ходить, что ль? Халат старый нашла. Костюм проклятый тоже выбросила – видеть не могла… Валялась целый день на диване, и такие мысли в голову лезли! А главное, я вдруг поняла, что сама во всем виновата! Работала, мужика содержала, а ребенка убила своего!..
– Ну а Макс?
– Ты слушай… От всех этих размышлений я стала настоящей истеричкой, почти сумасшедшей. Иду по улице, вдруг чувствую, что сейчас заплачу. Соседка успокоительные дала, результат – ноль. Только еще забывать все
– Аня, выручай!
Я думала, ему надо денег. Оказалось, они с зятем открыли фирму – им переводчица нужна. Платить ей пока нечем, но – в будущем!!! – они, конечно, все отдадут. Я сразу отказалась. Но он так пристал, под конец даже приплел память отца.
– Ладно, – говорю, – везите мне бумаги и словари захватите, а то я вашей терминологии не знаю. – А сама думаю: куда мне переводить, я по-русски скоро забуду.
На следующий день бумаги привез Макс, его зять. Я открыла ему в Димкиной рубашке и джинсах, а на голове платок, потому что от лекарств стали лезть волосы. Он увидел меня, испугался:
– Что это с вами?
– Болею. – И чувствую, что сейчас разревусь. – Вы словари привезли?
Он принялся вытаскивать из сумки здоровенные тома, не удержал, и они у него с грохотом попадали. Макс извинился, сложил словари на стол, и тут прибежал сосед снизу и давай орать какие-то глупости, будто мы все время что-то тяжелое на пол кидаем и что он-то хорошо знает, что мы задумали. И тогда Макс с убийственной серьезностью говорит:
– А откуда вы, интересно, знаете, что мы задумали? Мы это в глубоком секрете держим.
– Знаю! – злобно выкрикнул сосед и убежал, хлопнув дверью.
Я рассмеялась – первый раз за время болезни. И еще, понимаешь, у меня возникло чувство, что мы с Максом заодно, будто мы и правда что-то задумали. И как это было классно! В тот же день я начала переводить, и, к великому удивлению, перевод у меня пошел легко.
– Ну а дальше, как вы с ним?
Понимаешь, мы просто вместе работали. Я и переводила, и референтом его была, даже немного бухгалтером пришлось. Месяцев через пять сняли первый офис: крошечный, конечно, зато в центре, у метро… А мебель жуткая. И денег на другую нет. Вдруг меня осенило: ободранные столы надо покрасить черной тушью. Макс засмеялся, но деваться-то некуда. Красили сами целый вечер, потом поужинали бутербродами с пивом. И вот тутти все и случилось. Домой я пришла в два ночи, окрыленная конечно. Но говорю себе строго так: «Особо не обольщайся, подруга. Мало ли что мужик позволил себе…»
Но потом у нас с ним просто медовый месяц начался! Он сам и о разводе заговорил.
– А дети у них с женой были?
– Девочка, четыре года… Ну развод, так развод – я не возражала. И тут умирает Игорь Иванович – папин друг и тесть Макса. Фирмой они владели напополам, и теперь доля этого Игоря досталась дочери, то есть жене Макса. Она условие поставила: будет семья – будет и фирма. А для Макса фирма все…
– А сама она тоже с ним работает? – Что ты! Дома сидит!
– Как собака на сене.
– Не знаю! Так держится за него. В прошлом году сына ему родила. Разница со старшей тринадцать лет. Ну, вот каково мне это?
– Да уж, не дай бог… А сам он что говорит?
: – Да все твердит: если бы мы встретились на год раньше… Я тоже часто об этом думаю. Он бы не был связан фирмой, я могла бы иметь ребенка. Знаешь, ни о чем я так не мечтаю.
– А ты уверена, что тогда он ушел бы от жены?
В том-то и вопрос! Иногда бывает так плохо, говорю ему: на фирме этой проклятой свет клином не сошелся. Пусть мадам сама распоряжается. Но он про это даже слушать не может. А иногда хочется плюнуть и уйти… Пусть сидят со своей фирмой, с детьми, надоело быть не пришей кобыле хвост.