Дом в медвежьем углу
Шрифт:
Сокрушотельный удар!
(Хоть в башке одни опилки,
Как считает Заходер.)
Как прийти в себе меня
После этакого дня?
"Вот и все", сказал Пух.
Сыч неодобрительно кашлянул и говорит, что если Пух считает, что это все, то теперь самое время пораскинуть мозгами насчет проблемы Спасения.
"Потому что", говорит Сыч, "мы не можем выйти посредством того, что использовалось ранее в качестве парадной двери, ибо на нее свалилось нечто".
265
"А как же еще выйти?", тревожно спрашивает Поросенок.
"Именно в этом заключается та проблема, Поросенок, по поводу которой я просил Пуха пораскинуть мозгами".
Пух сел на пол, который был некогда стеной, и уставился в потолок, который некогда исполнял обязанности другой стены с парадной дверью, которая некогда отлично справлялась с обязанностями парадной двери, и принялся раскидывать мозгами.
"Ты можешь взлететь к почтовому ящику с Поросенком на спине?", спросил он Сыча.
"Нет", быстро говорит Поросенок, "он не может".
Сыч объяснил насчет Необходимых Дорсальных Мышц. Он уже как-то объяснял это Пуху и Кристоферу Робину и все ждал удобного случая повторить объяснения, потому что это такая вещь, которую с легкостью можно объяснять дважды, пока кто-то поймет, о чем вообще идет речь.
"Потому что, видишь ли, Сыч, если бы мы смогли переправить Поросенка к почтовому ящику, он мог бы протиснуться сквозь то место, куда бросают письма, спуститься с дерева и сбегать за подмогой".
Поросенок не преминул заметить, что он стал последнее время гораздо больше и что он не видит возможности, как бы он этого ни хотел, на что Сыч возразил, что последнее время его почтовый ящик стал гораздо больше, специально на тот случай, чтобы можно было бы получать большие Письма, поэтому, вероятно, Поросенок смог бы, на что Поросенок говорит: "Но ты же сказал, что необходимая ты
266
знаешь что не выдержите, на что Сыч сказал: "Нет, не выдержит, об этом и думать нечего", на что Поросенок сказал: "Тогда лучше подумать о чем-нибудь другом" и тут же сам приступил к этому.
Но Пух все продолжал раскидывать мозгами и раскинул их по поводу того дня, когда он спас Поросенка от наводнения и все так им восхищались, и так как это случалось не часто, то он подумал, что было бы не слабо, если бы это случилось опять. И вдруг ему в голову пришла мысль.
"Сыч", говорит Пух, "я кое-что придумал. Ты привязываешь веревку к Поросенку и взлетаешь с ней вверх, к почтовому ящику, с другим концом в зубах, и ты продеваешь ее сквозь проволоку и приносишь вниз, мы тянем за один конец, а Поросенок медленно поднимается вверх до самого верха. Ну вот мы и там".
"И вот Поросенок там", говорит Сыч. "Если веревка не оборвется".
"А если оборвется?", спросил Поросенок с неподдельным интересом.
"Тогда мы попробуем другую веревку".
Все это Поросенку не очень-то понравилось, потому что ведь сколько бы кусков веревки ни рвалось, падать придется ему одному; но все же это казалось единственной вещью, которую можно было предпринять. Итак, окинув последним мысленным взором все счастливые часы, проведенные им в Лесу, когда не нужно было, чтобы тебя тянули на веревке к потолку, Поросенок храбро кивнул Пуху и сказал, что это Очень умный П-п-план.
267
"Да она не оборвется", успокаивающе прошептал Пух, "потому что ты Маленькое Животное, а я буду стоять внизу, а если ты нас спасешь, это будет Великое Дело, о котором будут много говорить впоследствии, и, возможно, я сочиню Песню, и люди скажут: "Это было такое Великое Дело, то, что совершил Поросенок, что Пух сочинил об этом Хвалебную Песню".87
Поросенок почувствовал себя намного лучше после этих слов, и еще он почувствовал, что он медленно подъезжает к потолку, и он так загордился, что хотел уже было закричать: "Посмотрите на меня!", если бы не боялся, что Пух и Сыч, засмотревшись на него, отпустят веревку.
"Мы подходим", бодро говорит Пух.
"Восхождение протекает по намеченному плану", ободряюще заметил Сыч.
Вскоре самое страшное было позади. Поросенок открыл почтовый ящик и, отвязав себя от веревки, начал протискиваться в щель, куда в старые добрые времена, когда парадные двери были парадными дверями, проскальзывало много нежданных писем, которые ЫСЧ писал самому себе.
Он протискивался и протискивался, и наконец с последним протиском он вылез наружу. Счастливый и Возбужденный, он повернулся, чтобы пропищать последнюю весточку узникам.
"Все в порядке", прокричал он в почтовый ящик. "Твое дерево совсем повалилось, Сыч, а дверь загородило суком, но Кристофер Робин и я его отодвинем, и мы принесем веревку для Пуха, и я пойду, и
268
скажу ему сам, и я могу совсем легко спуститься вниз, то есть я хочу сказать, что это опасно, но я справлюсь, и Кристофер Робин, и я будем обратно через полчаса. До свидания, Пух!"
И, не дождавшись ответа Пуха: "До свиданья и спасибо тебе, Поросенок", он убежал.
"Полчаса", говорит Сыч, усаживаясь поудобнее, "это как раз то время, за которое я смогу закончить рассказ о своем дяде Роберте -портрет которого ты видишь под собой. Теперь напомни мне, на чем же я остановился. О, да. Это был как раз такой бурный день, когда мой дядя Роберт__"
Пух закрыл глаза.
Глава IX. ЫСЧОВНИК
Пух вошел в Сто-Акровый Лес и остановился перед тем, что некогда было Домом Сыча. Теперь это вообще было не похоже на дом; это выглядело просто, как сваленное дерево; а когда дом выглядит таким образом, пора искать другой. Сегодня поутру Пух Получил Таинственную Писку, которая лежала внизу под дверью, гласившую: "Я исчу новый дом для Сыча тебе тоже ниобходимо Кролик", пока он размышлял, что бы это все могло значить, Кролик сам пришел и собственноручно прочел ему свое письмо.88