Дом Воды и Воздуха
Шрифт:
– Ян бы не согласился меня отпустить.
– Этого мы уже никогда не узнаем.
– Он приказал казнить мою мать. При всем моем уважении она была всего лишь затравленной женщиной, а не политической преступницей!
– Гели не заставляй меня думать, что ты еще не извела детскую наивность: твою мать подставили, чтобы добраться до власти. Очень вовремя, не так ли? Сначала твой отец, а потом и мать? – Он посмотрел на мое лицо и смягчился. – Ничего нельзя было доказать, а бросаться голословными обвинениями нельзя.
Я схватилась за голову, в висках стрельнула боль. Не хочу об этом думать.
– Ты хочешь сказать,
– Не за просто так, но отпустил бы. Почему ты вообще сбежала? Ты его любимица.
– Потому что нами правит не королева, а Ян! Не потому ли он мне помог, что замешан в гибель матери? То, что он делает против правил. А Патриархи знают и молчат. И…
– И что? – он ничего не понимал.
– Нас пять тысяч, о реальном положении дел в правящей верхушке в общей сложности знают человек шестьдесят – Патриархи, кое-кто из наследников и «новой крови». Представь, что будет, если узнают все? Сколькие захотят отомстить за казненных родственников? Сколькие решат, что у них больше прав на власть? Или что пора менять порядок наследования? Если поднимутся все обиженные, обделенные и недовольные йорт не справится, а если справится… нас останется, слишком мало. Думается и «новая кровь» при всей ее воинственности и жажде правды понимает это, потому не предпринимает решительных действий. Наша жизнь зиждется на правилах Гай, строгом и доскональном их соблюдении. Это наша основа и религия. То, что делает Ян – против правил. Отцы-основатели, это мерзко.
– Ян и его предшественники как раз и прикрываются королевой ради соблюдения правил. Без наследника королевского рода борьба началась бы сразу после Перехода.
Может Гай и прав, но сколькие жизни были разрушены из-за этой лжи? Из-за призрачной возможности разоблачения? Из-за чьей-то жажды власти и денег? Не сомневаюсь, что у Яна есть сообщники, есть участвующие в заговоре Патриархи, и они не позволят, чтобы власть уплыла у них из рук. У нас убивали и за меньшее.
– Как ты нашел меня? – сменила я тему.
Вместо ответа Гай протянул руку и кончиками пальцев подцепил браслет на моем левом запястье. Это был подарок на шестнадцатилетние, и я снимала его только однажды – когда понадобилось починить сломанный замок.
– Отслеживающие чары, – я поднесла руку к лицу, внимательно рассматривая золотое плетение и яркие сапфиры. – Чары, а я ничего не ощутила.
– Большую часть времени они не активны. Заряда хватает на несколько часов, потому я боялся, что не смогу тебя найти, когда понял, что ты сбежала, – в его словах мне послышался укор.
– Нужно уметь отпускать. Давать возможность совершить ошибки и вырасти.
– Хватит, я давал тебе возможность жить своим умом, и что же? Я только одно понять не могу, почему женщины, которым на роду написано прятаться за спиной мужа и быть кому-то тихой гаванью, так рвутся в мужские игры?
– Гай, что за домостроевские истины?
– Мысли вслух, – он достал из кармана прозрачный пакетик с ярко-синими маленькими таблетками. Стряхнул на ладонь две, подумал и добавил еще одну. – Открывай рот.
– Кузен, ты хочешь накачать меня наркотиками?
– Я хочу, чтобы ты выжила. Я видал покойников краше, чем ты сейчас.
«Хвоя», наркотик, прозванный так за сильный хвойный аромат. Подсевшие на него наркоманы говорят «пойду, глотну свежего воздуха» имея в виду употребление порции зелья. Не знаю, из чего его делают, и знать не хочу. Подсесть очень легко – «хвоя» убирает любую, даже самую сильную боль, давая взамен чувство легкой эйфории. Распространители сделали это слоганом: вы почувствуете лишь эйфорию. Увы, да. Только эйфорию и никакого сексуального удовольствия – секс и «хвоя» несовместимы. Впрочем, любителям «хвои» и так не до секса.
Подсаживаются на нее те, кто испытывает сильную боль – неизлечимые больные, пациенты после операций, люди с множеством травм.
– Естественно, – я поморщилась от насыщенного хвойного вкуса, – как должен выглядеть человек, которого две недели травят как дикого зверя? Пытаются проткнуть? С моста сбрасывают? Да я еще хороша как майский цветок.
Гай поднялся и протянул мне руку, помогая встать.
– Нас выбросило за воротами, – сказал он, всматриваясь в колышущееся над городом марево. – Ключ не может перенести нас на Землю, так что придется войти в город и воспользоваться стационарным порталом.
«Хвоя» начала действовать и я почти не хромая последовала за Гаем. Мы вышли из-под кроны серебристой «ивы» и я поняла, что ключ забросил нас на окраину Леса. Рядом проходила дорога, на ней еще сохранились колеи от колес повозок. Она уходила к укутанному туманом городу, в небе над которым виднелась сказочно огромная луна – Эллод, похожая на призрак в потустороннем лиловатом сиянии. Все в этом мире было таким – с серебристыми, сиреневыми и фиолетовыми оттенками: листья, небо, трава. Проклятие запретных слов отравило, сделало его таким, будто сошедшим со страниц фантастической истории.
Древний город Гваравинир был когда-то столицей нашего Дома. Во время битв Безвластия его белокаменные стены, дворцы с воздушной архитектурой и подступавший к стенам древний лесом, приглянулись королевским Домам, и они объявили город своим. Королевский дворец с взмывающими к небесам башнями стоял на крутом берегу, в нескольких сотнях метров под ним шумели воды залива Грез.
Как бы ни старались захватчики стереть все упоминания о днях нашей славы, им не удалось этого сделать. Стекла в окнах, мозаики на стенах и площадках были разных оттенком синего; арки и переходы казались сотканными из воздуха. Гваравинир славился местным сортом роз – с прозрачными лепестками и дурманящим запахом, из них делали сильные сонные и одурманивающие эликсиры, любовные зелья и добавляли в вина. Когда-то эти розы росли в каждом саду.
Я остановилась перед открытыми воротами не решаясь сделать последний шаг и войти. Я была здесь лишь однажды, да и то мой визит ограничился старым хранилищем, выйти наружу нам не разрешили.
Пустой город, лишенный плача, смеха, песен, звуков шагов и голосов, похож на тело, из которого выцедили всю кровь, а оно продолжает двигаться, не живое, но не мертвое. Смотрит на тебя пустыми глазами, за которыми нет души.
Отбросив сомнения, я вошла. Город был тих и пуст, мне казалось кощунством нарушать его одиночество эхом шагов. Казалось, прошло совсем немного времени с тех, пор как его покинул последний житель. Может это произошло лишь вчера. Накрытый чарами стазиса сад справа от меня вовсе не выглядел брошенным. В нем цвели великолепные розы с прозрачными лепестками. На самом деле не цвели, а увязли во времени, поправила я себя.