Дом, затерянный в снегах
Шрифт:
– Ты о чем это задумался? – донесся до меня издалека голос Алика.
– О мире. О мире за пределами этого дома, – признался я. – Как я хочу домой, как я хочу выбраться отсюда, как я хочу…
– Хватит! – перебил меня Алик. – Не накручивай, ладно?
– Угу, – грустно кивнул я. Тоска по миру просто разрывала сердце.
Алик взял меня за плечи и пару раз встряхнул:
– Вот что. Слушай и запоминай. Очень скоро мы покинем этот милый домик, понял? Обязательно выберемся отсюда. Ты веришь мне?
Я молчал.
– Веришь?
– Нет.
Алик опешил:
– Почему?
– Потому что вера здесь ни при чем. Тебе-то я верю, но не от тебя все зависит. У дома могут быть свои планы. То есть… у Сони, или кто там
Алик сморщил лоб.
– Ну… да. У нас могут быть разные планы… Но сейчас мой план таков – идем обратно в комнату. Может, этот рыжий Антон Колесников удосужится нам все объяснить?
Я скептически посмотрел на Алика:
– Нам? Объяснить?
– Нам. Объяснить.
– Губы не раскатывай. Пусть он нас хотя бы заметит.
Алик зарычал и потянул меня в комнату.
04.11.
Из-за нашей увлекательной «одиссеи» в коридоре мы чуть не пропустили самое главное. Успели на самое начало.
Едва влетели в комнату, Антон перестал петь песню «Полынь, полынь, полынь-трава, полынь, ты горькая росла…» и бросился к своей цифровой видеосистеме.
Не сговариваясь, мы с Аликом уселись на пол и стали наблюдать за Антоном, живым и «экранным».
– Дубль два! – объявил Антон, махая рукой в камеру. – Привет всем, кто это видит! Мое имя Антон Колесников, и я схожу с ума, прямо как домомучительница из мультика про Карлсона. А-ля-ля-ля-ля-ля, а я сошел с ума… В этом долбаном домишке я нахожусь уже ровно год!
Мы переглянулись с Аликом. Я уселся поудобнее. В голову стали настойчиво лезть разные мысли.
«Потом, потом», – отмахивался я от них.
– Да, я здесь уже ровно год! – повторил Антон, заметно грустнея. – Если меня смотрят знакомые, то я могу угадать ваши слова: «Год? А почему же ты не похудел, не изменился совсем?» А я вам отвечу: а хрен его знает, почему! Гы-гы. Да, каким я был, таким я и остался…
– Сейчас снова за песни примется, – шепнул мне Алик.
– Тихо!
– Да, каким я был 31 декабря прошлого года, точно таким же сохранился и к 31 декабря нынешнего. Почему? Перемотайте назад, я там уже сказал, что на все вопросы вам ответит хрен. Кто не в курсе, кто это, объясняю: Хрен – это мой дружок Сережа. Фамилия у него такая – Хрен. Именно по наводке Сережи Хрена я здесь и оказался. Он услышал легенду о том, что, дескать, если оказаться в новогоднюю ночь на дороге, ведущей к деревне Северной, то на пути ни с того ни с сего появится дом, в котором больше ста лет назад произошло что-то, что заставило дом «застрять» в новогодней ночи. И если в него зайдешь, то не выберешься уже никогда. Он в себя только запускает, а обратно не выпускает. Мы с Хреном поспорили на карту памяти для цифрового фотоаппарата. Я не верил в эти бредни старых бабок и, прихватив с собой камеру, чтобы фиксировать каждый свой шаг, в новогоднюю ночь поперся на дорогу. Меня снегом замело, и я заблудился. А потом бац! – и дом увидел. Я сначала не придал этому значения. Снег повалил так сильно, что мне пришлось укрыться от него на крыльце. Уже на крыльце я поскользнулся и упал на дверь. Она открылась. Я так испугался, бежать хотел, а потом понял, что дом необитаем, и зашел в него, снегопад переждать хотел, а потом пойти домой к Хрену и забрать у него карту памяти. Я зашел в дом. И не вышел. Так в нем до сих пор и сижу. Вот уже целый год. Но слушайте дальше…
Мне стало дурно. Голова закружилась, ладонями начал зачем-то прикасаться к губам, по спине потекла холодная струйка пота.
– До меня не сразу дошло, что это и есть тот самый дом, о котором говорил Серега. Я думал, что это просто заброшенный дом, в котором я снег пережду и из которого выйду, чтобы потом тот самый дом поискать. Ага… Щас! Вышел я!.. Зачем я снимаю это видеописьмо? Не знаю. Ведь никуда его деть не смогу. Оно тут и останется. А если его кто-то здесь найдет, то смысла все равно никакого не будет – из дома же нельзя выбраться. Выхода нет. – Парень помолчал. Потом кашлянул и продолжил: – Как бы я хотел, чтобы здесь кто-нибудь еще оказался… В смысле, нет, такого я никому не желаю, просто мне здесь скучно. Вдвоем было бы не так фигово… Может, вдвоем с кем-то мы что-нибудь и сообразили бы.
– Ага, как бы не так, – сказал Алик.
– Короче, я пытался выбраться отсюда всю новогоднюю ночь, но у меня ничего не получилось. На рассвете мне вдруг захотелось спать, и я задремал. Именно задремал. Но не спал. Я себя еще контролировал. По моим подсчетам, в состоянии дремы я пробыл минуту, не больше. Сон слетел оттого, что запищала моя камера. Я посмотрел на дисплей и не поверил своим глазам: она оповестила меня, что наступила полночь. Сначала я подумал, что сбились часы, но потом перевел взгляд вправо и увидел, что наступил Новый год. Я не знаю, правда ли это. Сбилась камера или нет, но когда я засыпал, видел, что был написан этот год, а когда очнулся от дремы – оказалось, что прошел уже год. Представляете?
Рыжий очень волновался.
– Самое интересное, что мне почему-то ни есть не хочется, ни пить, ни даже в туалет. Как будто мой организм замер. По-моему, я что-то важное еще не рассказал… А, ну да! Когда я вышел на дорогу, чтобы дом найти, то Хрен мне дал на всякий случай пистолет, он его у папани стянул. Он у Сереги ментом работает. Думаю, он просто рисануться хотел. Это же так круто, так по-голливудски: взять у отца пистолет и дать его другу. На черта он мне был бы нужен? Но я взял. Бродил по дому, бродил, а потом наткнулся на эту комнату и вошел в нее. А выйти уже не смог. Дверь не открывается. Стрелял я в замок, стрелял, плечом даже бился, а она намертво закрыта, хотя тут не замок даже, а так, ручка просто… Все окна замурованы. Внизу я видел играющее само по себе пианино, потом я зашел в кладовку и не смог из нее выйти, но все же вышел, поднялся на второй этаж и, когда бродил по коридору, встретил какую-то девчонку. Она дала мне лом и сказала ломать пол. Я его разломал и увидел в полу… себя мертвого. Отключился. Пришел в себя. Зашел в эту комнату, да так и остался в ней… Я все путано рассказываю, но по-другому не могу. Такие вот дела… На часах начало четвертого ночи 1 января, а вошел я сюда примерно во столько же, но в прошлом году. Ужас, да? – Рыжий посмотрел в камеру. Я увидел его исполненный отчаяния взгляд. Он смотрел прямо мне в глаза. – Как-то странно это… Мой организм застыл, аккумулятор в камере не разряжается, время тоже застыло… Я не знаю, что будет дальше. Просто не знаю. Может, на рассвете я опять отключусь, а потом запищит камера, и я увижу, что наступило 1 января следующего года. На этом пока что все. Хрену привет.
Антон встал и выключил запись. Начал просматривать записанное.
– «Дубль два! Привет всем, кто это видит! Мое имя Антон Колесников, и я схожу с ума…» – раздалось из динамика.
– Пойдет, – сказал Антон, выключая камеру. Он стал посреди комнаты. Осмотрелся. Несколько раз «прошелся» по мне и Алику взглядом и вздохнул:
– Я один, совсем один… Как же мне плохо…
Он сел в угол комнаты и закрыл лицо ладонями.
– Все схематично, – сказал Алик с видом знатока. – Человек попадает под снегопад, теряется и видит дом. Заходит на крылечко, чтобы от снега укрыться, и падает на дверь.
– Да, на дверь я упал, – вспомнил я.
Алик кивнул:
– Да, ты упал. Итак, человек падает на дверь и видит, что дом необитаем. Заходит внутрь и… аттракционы начинаются! Тут вам и телефоны замороженные, и жужжащий свет, и играющее само по себе пианино, и кладовки то с дверью, то без, тут и комната с Антоном Колесниковым есть, и девочка Соня, которая знает, куда исчез друг… Как выяснилось, все повторяется. Но с какой целью? Кто-нибудь это может мне объяснить? И что такого в доме случилось, что он «застрял» в Новом году?