Дом Земли и Крови
Шрифт:
Хант вздрогнул, чувствуя боль в груди.
— Мика не пойдет за ней, чтобы…
— Нет. Тебе чертовски повезло, но нет. Он не станет казнить ее, чтобы наказать тебя. Хотя не будь настолько наивен, поверив, что эта мысль не приходила ему в голову.
Хант не смог сдержать дрожь облегчения.
Исайя сказал:
— Мика знает, что ты пытался остановить сделку. Видел сообщения между тобой и Юстинианом об этом. Вот почему они
— А что он собирается со мной делать?
— Он еще не объявил об этом. — Его лицо слегка смягчилось. — Я спустился вниз, чтобы попрощаться. Просто на тот случай, если мы не сможем сделать этого позже.
Хант кивнул. Он смирился со своей судьбой. Он попытался, но потерпел неудачу и заплатит за это. Снова.
Это был лучший конец, чем медленная смерть его души, когда он забирал одну жизнь за другой для Мики.
— Передай ей, что мне очень жаль, — сказал Хант. — Пожалуйста.
В конце концов, несмотря на Вику и Юстиниана, несмотря на жестокий конец, который ему предстоял, именно вид лица Брайс преследовал его. От вида слез, которые он вызвал.
Он обещал ей будущее, а потом вызвал эту боль, отчаяние и печаль на ее лице. Он никогда еще так себя не ненавидел.
Пальцы Исайи потянулись к решетке, как будто он хотел дотянуться до руки Ханта, но затем снова опустились.
— Я так и сделаю.
***
— Прошло уже три дня, — сказала Лехаба. — И губернатор еще не объявил, что он собирается сделать с Ати.
Брайс оторвалась от книги, которую она читала в библиотеке.
— Выключи этот телевизор.
Лехаба не сделала ничего подобного, ее сияющее лицо было приковано к экрану планшета, на котором мелькали кадры новостей из вестибюля Комициума и теперь уже гниющий труп распятого там триарийского солдата и запекшаяся от крови стеклянная коробка под ним. Несмотря на бесконечную болтовню ведущих новостей и аналитиков, никакой информации о том, почему двое из лучших солдат Мики были так жестоко казнены, не просочилось. Неудавшийся переворот — вот и все предположения. Никаких упоминаний о Ханте. Жив ли он вообще.
— Он жив, — прошептала Лехаба. — Я знаю, что это так. Я это чувствую.
Брайс провела пальцем по строчке текста. Она уже в десятый раз пыталась прочесть его за те двадцать минут, что прошли с тех пор, как посыльный отдал пузырек с противоядием от лекаря, который содержал яд Кристалла из ее ноги. Очевидно, она нашла способ заставить противоядие работать без ее присутствия. Но Брайс ничуть не удивилась. Не тогда, когда флакон был просто молчаливым напоминанием о том, что она и Хант разделили в тот день.
Она подумывала выбросить его, но решила запереть противоядие в сейфе в кабинете Джесибы, прямо рядом с шестидюймовой золотой пулей для винтовки Богоубийцы. Жизнь и смерть, спасение и разрушение, теперь погребенные там вместе.
— Вайолет Каппель сказала в утренних новостях, что там могут быть и другие потенциальные мятежники…
— Выключи этот экран, Лехаба, пока я не выбросила его в этот чертов бак.
Ее резкие слова пронзили всю библиотеку. Шуршащие существа в своих клетках замерли. Даже Сиринкс пробудилась от дремоты.
Лехаба потускнела до слабого розового цвета.
— Ты уверена, что мы ничего не можем сделать…
Брайс захлопнула книгу и потащила ее за собой, направляясь к лестнице.
Она не услышала следующих слов Лехабы из-за звонка входной двери. Работа оказалась более оживленной, чем обычно, в общей сложности шесть покупателей потратили ее время, спрашивая о дерьме, которое они не были заинтересованы покупать. Если бы сегодня ей пришлось иметь дело еще с одним идиотом…
Она взглянула на мониторы. И замерла.
***
Осенний Король обвел взглядом галерею, демонстрационный зал, полный бесценных экспонатов, дверь, ведущую в кабинет Джесибы, и окно в пол. Он смотрел в окно так долго, что Брайс подумала, не видит ли он каким-то образом сквозь одностороннее стекло винтовку Богоубийцы, висящую на стене позади стола Джесибы. Ощутил ли он смертоносное присутствие золотой пули в сейфе. Но его взгляд скользнул дальше, к железной двери, запертой справа от нее, и, наконец, к самой Брайс.
За все эти годы он никогда не приходил к ней повидаться. Да и зачем беспокоиться?
— Здесь повсюду камеры, — сказала она, продолжая сидеть за своим столом, ненавидя его запах пепла и мускатного ореха, который заставил ее вернуться на двенадцать лет назад, к плачущей тринадцатилетней девочке, которой она была в последний раз, когда разговаривала с ним. — На случай, если ты надумаешь что-нибудь украсть.
Он проигнорировал насмешку и сунул руки в карманы своих черных джинсов, продолжая молча осматривать галерею. Он был великолепен, ее отец. Высокий, мускулистый, с невероятно красивым лицом под длинными рыжими волосами, точно такого же оттенка и шелковистой текстуры, как у нее самой. Он тоже выглядел всего на несколько лет старше ее-одетый как молодой человек, в эти черные джинсы и такую же футболку с длинными рукавами. Но его янтарные глаза были древними и жестокими, когда он наконец сказал:
— Мой сын рассказал мне, что произошло на реке в среду вечером.
Как он умудрился превратить этот легкий акцент на моем сыне в оскорбление, было выше ее понимания.
— Рун-хорошая собачка.
— Принц Рун счел необходимым сообщить мне об этом, поскольку ты можешь оказаться… в опасности.
— И все же ты прождал три дня? Надеялся, что меня тоже казнят?
Глаза ее отца вспыхнули.
— Я пришел сказать тебе, что твоя безопасность обеспечена и что губернатор знает, что ты невиновна в этом деле, и не посмеет причинить тебе вред. Даже в качестве наказания Ханту Аталару.