Дом
Шрифт:
Что ж, оставалась каморка Шурави. Там он надеялся переночевать и жить какое-то время. Квартира была уже не пригодна. Поэтому дверь Хантер даже прикрывать за собой не стал. Нет, там не было беспорядка. И круглой дыры в стене. Не были вспороты подушка, не была перевернута мебель. И кружка с кофе осталась там, где оставил её Хантер утром. В комнате было так же чисто и прибрано. И в прихожей горел свет. И не было никаких следов присутствия посторонних, или что там кто-то был. Только вот ноутбук на столе был смешен сантиметров на пять от края.
Нет худа, без добра. Это надо же! Пакет продуктов, на которые Михалыч истратил без малого две штуки, продать в пять раз дороже. А художник чокнутый, ей Боже, чокнутый!
Михалыч
Для очистки совести, что попользовался глупостью юродивого художника, Михалыч принес ему еще ведро картошки. И они расстались весьма довольные обменом. Затем, Михалыч стал мучительно решать проблему перевода бумажной валюты в валюту жидкую. Ближайший обменный пункт, замаскированный под продуктовый магазин, находился все на том же Силикатном. Хлебать киселя в такую даль, очень не хотелось. А хотелось решить эту проблему на месте. Поэтому, здраво рассудив, что Петрович мужик запасливый, и если сам употреблять не захочет, то беленькую продать может. А с беленькой можно сходить к Семенову. Не будет же Михалыч её один кушать?
Не откладывая дело в долгий ящик, Михалыч бодро потопал к Петровичу. Благо до Петровича было две улицы и три поворота. Но до дачи Кармазина он дойти не успел. Иван Петрович попался ему по пути. Он шел навстречу с озабоченным выражением на лице. И первым вопросом, которым он озадачил Михалыча: Не у него ли дома его супруга? Получив отрицательный ответ и узнав, со слов Михалыча, что его кобра тоже где-то лазает, Петрович предложил пойти вместе и поискать жен у Семенова. Пошли к Семенову. До Семенова ходоки не дошли, поскольку тот собственной персоной преградил им дорогу. И первым вопросом, которым он задал пришедшим, был вопрос о его жене Алевтине Дмитриевне. Не у них ли она случайно? Ходоки переглянулись и поняли, что творится на дачах что-то неладное. Мало того, что пропали все три бабки, так у Семенова еще и Мухтар с привязи пропал. Он так поначалу и подумал, что Мухтар отвязался и Алевтина за ним побежала. Но прошло уже два часа и ему стало казаться маловероятным, что Алевтина все эти два часа бегает рысью по огородам и зовет Мухтара. Склонности участвовать в марафонском забеге раньше за ней замечалось. На что, Петрович заметил, не кажется ли им странным, что ни одна собака в поселке не лает? На что Михалыч резонно ответил: Собака она не жена, просто так не лает. Э, нет! — сказал Семенов, собак сейчас в поселке гораздо больше людей. Некоторые бездушные личности их круглый год держат, раз в неделю только приезжают из города покормить. И то верно, что как пришли он ни разу не слышал, чтоб собака, где гавкнула. Товарищи на миг замолчали и прислушались. Действительно. Нигде, никто не гавкал.
— А может они к Сыроватскому пошли? — предложил новую версию Петрович.
Сыроватский Николай Васильевич, был тот самый тип, который обещал им помощь в строительстве плота вчера. А сегодня с утра даже не появился. Душевный человек — зимой снега не выпросишь, а летом гвоздя ржавого не даст. Все присутствующие о его щедрости знали. И без особой необходимости к нему не обращались. Что-то подсказывало Михалычу, что баб своих, они у него не найдут. Но за неимением других вариантов трое холостяков двинулись в известном направлении.
Картина, которую они увидели, войдя в дом Сыроватского, произвела неизгладимое впечатление. Первое, что бросилось в глаза, это отсутствие здоровенного кабыздоха у будки. Цепь с пустым ошейником сиротливо лежала на земле. Хозяева тоже не отзывались. С опаской пройдя через двор (а вдруг пес, откуда выскочит?), они зашли в дом. Дом оказался безнадежно пуст. В кухне на столе стояли две тарелки борща, явно начатые и недоеденные. Лежал подсохшие куски хлеба, перья зеленого лука. Посреди стола, на большой тарелке с золотым ободком, царственно возлежала крупная берцовая кость, вытащенная видимо из кастрюли с борщом. И пока Михалыч как зачарованный смотрел на кость, поросшую толстым слоем мяса, жирка, и соблазнительных хрящиков. И решительно не понимал, как можно куда-то уйти и оставить костомаху не тронутой. А то, что к ней не прикоснулись ни одним зубом, было видно не вооруженным глазом.
Петрович тоже увидел нечто, приковавшее его внимание. Он смотрел на пол у стола. Не говоря ни слова. Отодвинул табуретку, и показал Семенову пальцем на пару домашних мужских тапочек мирно лежащих около неё под столом. Потом подошел до второй табуретки и обнаружил там вторую пару тапок, размером меньше. Скорее всего, они принадлежали супруге Сыроватского, Шуре…
— Ну и что? — сказал недогадливый Семенов, — Где тапки скинули, там и лежат.
— Они никуда не выходили, — покачал головой Петрович, указывая на грязную обувь на веранде.
Михалыч в расследовании «дела о тапках» участия не принимал. А продолжил обыск в доме. С трудом оторвав взор от кости на столе, потянул дверцу холодильника на себя. А вдруг хозяева там прячутся? И обозрев содержимое, повеселел. Внутри дверцы, рядом с бутылкой подсолнечного масла стояла непочатая беленькая.
7. Глава
Спать. Так захотелось свалиться прямо у дверей, которые Семен подпирал плечом и уснуть. По левому плечу бежал горячий ручеек, а плечу становилось все холоднее и холоднее. Телом завладела слабость, и потянуло на сон. Господи, зачем все это?
Настырный турок прорубит дверь из прессованной фанеры через пару минут, и проткнет меня саблей. А я ведь этого не хочу, совсем не хочу. И дверь держать не хочу, сил нет.
А жить хочу…Вон, стоит за моей спиной всадник на холсте. Хоть рот у него зашит, но руки-то не связаны. Помог бы, что ли? Совершенно безумная мысль овладела Пихтовым. А почему безумная? Маргарита ожила и фьють! А мой бедуин в чалме, чем хуже? Пусть вылезет из картины, да даст отпор тюрку. Да, почему кто-то меня должен защищать? Зачем мне прятаться за чужую спину? Разозлился Семен на себя, чувствуя себя трусливым зайцем и безвольной тряпкой. Саблю мне! Кирасирский палаш! Погибать так с музыкой!
Левую ляжку, где в кармане покоился камень в форме сердца, обожгло жаром. Тонким хрустальным звоном зазвенела каленая сталь. Что-то стукнуло под ногами. Семен опустил глаза и увидел плетеную латунную гарду палаша. Рука змеей скользнула внутрь желтой корзины и вцепилась в рукоятку. Ну, держись сукин сын Якин!
Открыв дверь рывком, Семен сделал выпад, ткнув длинным палашом в супостата.
Супостат отскочил вниз по ступенькам и сделал круговое движение, отбивая палаш, уводя его острие к полу, и продолжая движение сабли по кругу, рубанул гяура сверху. Если бы Пихтов резко не поднял руку, прикрываясь, этот его выпад был бы последним. Сабля скользнула по клинку палаша и врубилась в дужки гарды. Как это я удачно кирасирский палаш выбрал, а не кавказскую шашку. Сейчас бы мои пальцы как семечки по полу рассыпались, — подумал Семен. И тут же рубанул азиата в ответ. Азиат прикрылся. Сабля его была короче, чем палаш, и ему, стоящему ниже по лестнице, пришлось туго. Пихтов рубил и рубил азиата сверху, слева направо, и справа налево. Не давая, опомнится, и сделать свой ход. Турок посерел лицом и попятился, с каждым ударом Семена отступая на одну ступеньку вниз. Пихтов так увлекся, что не заметил как оказался на первом этаже и разом потерял все свое преимущество. У басурманина в левой руке вдруг оказалась каминная кочерга, он зловеще ухмыльнулся и заработал двумя руками, осыпая Семена ударами со всех сторон. Художник растерялся и пропустил очень болезненный удар кочергой по ноге, и вскрикнул. Потом пропустил удар саблей, но отшатнулся, рефлекторно полностью вытянув руку с палашом навстречу. Выручила длина клинка. Турок чуть-чуть не дотянулся, дотянутся, ему мешало острие палаша, упершееся в грудь. Пихтов вдруг с интересом ощутил, как клинок в его руке прорвал что-то упругое, эпод рукой хрустнуло, и дальше клинок провалился в пустоту и пошел как по маслу. На том конце палаш вдруг потяжелел, и его стало сгибать вниз. Семен с испугу потянул его на себя и успел увидеть как турок с перекошенным лицом и выпученными глазами потянулся вслед за клинком и рухнул на пол, гулко ударившись всем телом. Хохол на лысой голове метнулся вперед к Семену, словно пытаясь, дотянутся и отомстить обидчику за хозяина. В комнате к запаху пота добавился еще какой-то удушливый соленый привкус. Запах шел от темной лужи, расползающейся из-под тела, лежащего на полу.