Дом
Шрифт:
– Но? – подтолкнул его Нортон.
– Но только сейчас присутствие Мариэтты не успокаивает меня, как раньше. А… вселяет ужас.
– Какое это имеет отношение ко мне?
– Никакого, осел! Я просто хочу убраться куда подальше из дома, прочь отсюда! Теперь понял?
– Господи, ну не кипятись ты так!
– Так ты хочешь, чтобы я поехал с тобой, или не хочешь?
– Конечно, хочу. Поэтому и позвонил.
– В таком случае, когда мы трогаемся в путь?
Нортон взглянул на часы. Десять минут восьмого.
– Я заеду за тобой через
– Буду тебя ждать.
На том конце раздался щелчок, и Нортон осторожно положил трубку на рычажки. Судя по голосу, Хэл был чем-то сильно взволнован, и Нортон нашел это тревожным. Также ему не понравилось, что, по убеждению друга, призрак его жены вернулся. Это вряд ли могло быть случайным совпадением, и Нортону было совсем не по душе то, что сверхъестественные силы, донимавшие его, теперь также сосредоточились и на Хэле. Тот явно был испуган, а Нортон не помнил, чтобы когда-либо видел своего друга испуганным.
Впереди угрюмо маячил Окдейл. И дом.
Нортон понимал, что там произошло что-то плохое, и порожденный этим ужас оказался таким сильным и всепоглощающим, что стер в сознании все следы о случившемся, полностью очистив память. В течение последних недель жизненные взгляды, убеждения, рациональные основы мышления, которые поддерживали интеллектуальную жизнь Нортона на протяжении полувека, перевернулись вверх ногами, и теперь он видел привидения, встречал злобных детей, наблюдал необъяснимые события, однако у него было предчувствие, что все эти перемены ничто по сравнению с тем, что ждало впереди.
Мысль о возвращении в Окдейл приводила Нортона в ужас, и только то, что Хэл отправится вместе с ним, будет рядом и окажет моральную, интеллектуальную, духовную и, каким бы слабым он ни был, физическую поддержку, не давала ему полностью сломаться перед лицом страха.
Однако сам Хэл также оказался под прицелом. Поведав другу о случившемся, втянув его в это, Нортон, возможно, навлек на него опасность. Опасность, природу которой оба они пока не понимали.
Быть может, нужно отменить поездку, выждать какое-то время, посмотреть за развитием событий? На самом деле никаких причин возвращаться в Окдейл, в дом, не было…
Нет, причины были.
Нортон не мог сказать, что это за причины, но они были, и нельзя было уступать трусости, отказываясь делать то, что нужно было сделать. Всю свою жизнь он преподавал историю, разбирал со своими учениками прошлое, давал моральную оценку принимавшимся решениям и говорил ученикам и себе самому, что они в данной ситуации поступили бы по-другому.
Что ж, вот теперь ему представилась возможность проявить себя в деле. Он должен принять решение, и он знает, каким оно должно быть. Хватит ли у него мужества?
Да.
Но втягивать в это Хэла нельзя. Как ни признателен был Нортон своему другу за совет и поддержку, за готовность разделить ношу, в глубине души он сознавал, что ответственность лежит на нем одном. Он должен сделать все сам. К тому же нельзя
Пройдя в комнату, Нортон сбросил одеяло вместе с рассыпанными по нему тостами на пол и, достав из шкафа чемодан, швырнул его на кровать. И начал собирать вещи: белье, носки, рубашки и брюки.
Нет, Хэла он с собой не возьмет. Своего друга он оставит в стороне.
Он вернется в дом один.
Всю дорогу его сопровождали знамения.
Поразительно, как быстро переменились его образ мыслей, жизненные взгляды, склад ума! Всю жизнь Нортон был таким точным, таким логичным и четким – он даже не рассматривал возможность того, что существует что-либо помимо материального мира; и вот теперь он находил смысл в том, что происходило вдоль дороги, видел приметы в мелькающих за окном машины явлениях. Такое мышление, такая вера в то, что сверхъестественные силы исключительно ради него создавали из ландшафта и естественных предметов некие символы, было сугубо эгоцентричным.
Однако Нортон не сомневался в том, что именно это и происходит.
Над городком Магрудер он увидел черную радугу. Не было ни туч, ни дождя, а только дуга из черных и серых полос, протянувшаяся через чистое голубое небо.
Начиналась радуга на пастбище неподалеку от Магрудера.
А заканчивалась, судя по всему, где-то в окрестностях Окдейла.
Были и другие знаки. В Шоу: тушки мертвых белок, уложенные в пирамиду на площадке перед заброшенной бензозаправкой. В Эдисоне: исполинский кедр, чем-то напоминающий девочку, худенькую и вытянувшуюся Донну. В Хейтауне: бородатый растрепанный мужчина, голосующий на обочине с написанной от руки табличкой: «Возвращаюсь».
Нортона едва не хватила кондрашка. Въезжая в Окдейл с востока, он увидел на фронтоне дома флюгер, поднявшийся даже выше здания банка. Проехав через поселок, который за прошедшие годы разросся с двух кварталов до пяти и теперь был насыщен закусочными быстрого питания и заправочными станциями, Нортон углубился в бескрайние поля. Впереди в стороне от дороги возвышался дом, резко контрастируя своей черной массой с приземистыми белыми зданиями других ферм.
Черная радуга заканчивалась у начала ведущей к нему дорожки.
Практически сразу же она исчезла, и первым непроизвольным порывом Нортона было развернуться и поехать обратно в Финли.
Но затем он вспомнил призрак Кэрол, рассыпанные горелые тосты и грязную девочку в пустом доме и понял, что ему нужно довести все до конца.
Возвращайся.
Свернув на дорожку, Нортон подъехал к дому.
Там его ждала ощипанная курица.
Она была нанизана на шест, воткнутый посреди двора, и хотя к ней не было прикреплено никакой записки, Нортон понял, что она выставлена в знак приветствия. Судя по всему, курица была убита совсем недавно; она, очевидно, не просидела много времени на палящем солнце, и раскрытый оранжевый клюв на ощипанной голове придавал ей такой вид, будто она улыбается.