Дома русских
Шрифт:
Старик замолчал: быть может, подбирал слова, отвергая те, что приходили спонтанно — теперь, когда история достигла той точки, в которой могла потребоваться убедительность, а значит, и притворство.
— Что в это время делал мистер Пурвис? — спросил Гэмбл, пытаясь подбодрить его и заполнить повисшую паузу, но по-прежнему не расставаясь с ролью дотошного адвоката.
— Мистер Пурвис спал, — сказал старик, и в его голосе послышались новые нотки. — Или, по крайней мере, отдыхал в своём номере.
Это случилось на другой день после нашего приезда. Как я уже говорил, мы тогда долго плутали по залитому солнцем городу и за всё это время чего только не съели и не выпили. Мистер Пурвис сказал, что хочет прилечь. Я и сам был не прочь взять с него пример, но мне впервые за всё путешествие представилась возможность прогуляться в одиночестве — не мог же я упустить её. Мы с мистером Пурвисом условились о том, когда
К вечеру поднялся туман, о котором я уже говорил: довольно густой, но неровный. Кое-где он стоял пеленой, но в других местах, будто прогалины в лесу, открывались просветы. Ветер, потянувший к озеру, подхватывал клубы тумана в лёгком вихре. В сквозившем свете солнца всё это выглядело чрезвычайно странно. Мне было разом и жарко, и холодно. Я медленно сошёл к берегу северного озера, у которого ещё не бывал, хотя и видел воду в конце улиц, спускавшихся в том направлении. Город большей частью располагался по обеим сторонам одной из холмистых гряд — про них я уже рассказывал, — и чтобы попасть от одного озера к другому, нужно было подняться в гору, а потом спуститься с неё. Из-за этого два городских района отличались друг от друга. Гряда к тому же плавно спускалась к западу, пока совсем не исчезала у протоки, соединявшей озёра. Пароходы с северного озера проплывали по этой протоке — проливу, если угодно — и швартовались у причалов в южной части города. Всё это я помню довольно отчётливо. Городок такого размера, как Унилинна, можно обхватить целиком — во всяком случае, если вы не новичок в землемерном деле. К тому же, очень легко получить представление о городе, если за четыре дня исходить его вдоль и поперёк.
У северной набережной и впрямь был захудалый вид. По ней проходила узкая ухабистая дорога, что-то вроде приозёрного шоссе. Дома то ли сдавались внаём, то ли просто пустовали. Мне попались на глаза торговые склады, но ими, судя по всему, давно не пользовались. Тот район произвёл на меня странное впечатление — потому, наверное, что на улицах совсем не было играющих детей, как, впрочем, и прохожих. Он напомнил мне, как мало я знаю о зарубежье. Кроме того, мне уже не раз приходилось слышать об ужасной гражданской войне, которая сотрясала Финляндию каких-то несколько лет назад.
Впрочем, вид на озеро оказался гораздо любопытнее. За треть мили от берега я заметил лесистый остров. К нему вёл деревянный мост, который начинался в паре сотен ярдов от того места, где я стоял. Сам остров, думаю, был длиной примерно в полмили, или чуть больше. Назвав его лесистым, я имел в виду, что он от края до края — насколько туман позволял мне хоть что-нибудь разглядеть — утопал в густых древесных зарослях. Это был не хвойный лес, а большие, раскидистые деревья; должно быть, их посадили там по какой-то особой причине. Поначалу я принял остров за природный заповедник, но вскоре стал замечать всё больше намёков на укрытые среди деревьев дома: то дымоход, то конёк крыши, то солнечный блик на фасаде. Кое-где виднелись развалины лодочных причалов, но осталось от них так мало, что их было непросто заметить. К тому же, я не смог разглядеть ни одной лодки, хотя по всей Финляндии их можно найти у любого обжитого берега.
Решив разведать местность, я подошёл к мосту и только тогда увидел, до какой степени он обветшал. Толстый поперечный настил в шесть футов шириной с обеих сторон ограждали двойные деревянные поручни, но, несмотря на это, было ясно, что переход может оказаться опасной затеей. В настиле не хватало досок, многие из оставшихся были расшатаны или сломаны, а поручни грозили обрушиться, случись кому-нибудь на них приналечь. Последнее, правда, не слишком меня беспокоило — едва ли я встретил бы по дороге на остров толпу, — однако доски внушали страх, особенно из-за клочков густого тумана на мосту и опасного течения под ним, которое мчалось влево навстречу судоходной протоке. Кстати, не могло быть и речи о том, чтобы какое-нибудь судно прошло прямо подо мной, поскольку мост отделяли от воды всего несколько футов. Когда-то он наверняка преграждал путь вокруг острова лодкам, стоявшим у тех причалов. Мне пришло в голову, что настил, должно быть, часто подтапливает, и это вряд ли идёт ему на пользу. В целом, вся конструкция казалась довольно неудачной, но высокий мост, конечно, обошёлся бы намного дороже, а остров явно не считался достойным такого внимания. И всё-таки я не мог понять, как его обитатели, пусть и
Отбросив мысль о заповеднике, я подумал, что остров может оказаться частным домовладением, а на дальнем конце моста меня будут ждать запертые ворота или уведомление, которое я не сумею прочитать. Но ничего подобного там не было. От края моста разбегались три дороги. Одна шла вдоль южного берега, который я уже успел осмотреть, другая — вдоль северного, а третья взбиралась по крутому, хотя и привычно невысокому склону главного островного хребта. Вокруг было безлюдно и тихо — должно быть, звуки заглушал туман, который казался теперь плотнее, чем виделось с другого берега, и пробирал до костей. То ли в тот вечер туман загустел сильнее обычного, то ли сам остров с его лесными зарослями каким-то образом притягивал его к себе. Обернувшись, я не увидел по ту сторону моста ни клочка земли, до того мглисто стало вокруг. Я подумал даже, не вернуться ли мне, но в этом, казалось, не было смысла. Мы с мистером Пурвисом расстались минут двадцать, от силы тридцать назад. Хотя переход через мост мне не очень-то понравился, я не испытывал серьёзных сомнений в том, что смогу его повторить, и не видел причин отказывать себе в удовольствии от прогулки по острову. До темноты оставалось ещё достаточно времени.
Я выбрал дорогу, которая шла по холму; наверное, решил, что туман сильнее облегает берег озера, а с высоты я смогу лучше рассмотреть остров. Не такая уж это была и высота — обычная сотня футов, а то и меньше. Для массивных деревьев она не имела никакого значения. Я почти ничего не видел вокруг, до того плотно они стояли вдоль гряды, ни разу не шелохнувшись в холодном тумане.
Я поднялся в гору по слякотной дороге (её, должно быть, ужасно размывало после дождя), а дойдя до вершины, почти сразу вышел к громоздкому дому — по крайней мере, таким он казался в тумане. Он был построен из дерева, но выглядел намного изысканней и причудливей тех домов, которые мне довелось увидеть в Финляндии, — во всём, начиная с формы и планировки. Его разноцветные стены во многих местах украшала резьба; резными были и огромные наличники, свисавшие с крыши. Среди узоров попадались довольно затейливые, но я слишком торопился, чтобы как следует их рассмотреть. Весь дом отчаянно нуждался в ремонте. Стены, похоже, не знали краски со времён войны — той, первой войны, — а наличники покосились и грозно нависали над головой. Сад возле дома совершенно заглох.
При обычных обстоятельствах я решил бы, что дом пустует, но это было не так. Вокруг сада стояла деревянная изгородь, такая же прочная и основательная, как поручни на мосту. В ней, несмотря на эту основательность, виднелись просветы, и к тому же имелись ворота, уступавшие ей в высоте. Я украдкой обошёл изгородь, заглядывая сквозь щели, но лишь дойдя до ворот, увидел поверх них женщину, сидевшую в высокой траве посреди тумана; немолодую, но с очень светлыми волосами, стянутыми на затылке. Она была одета в просторное коричневое платье и работала за прялкой — или, вернее сказать, за ткацким станком, если только тот механизм не служил для чего-то ещё, для чего-то совсем другого. Чем бы ни была она занята, время и место для подобной работы показались мне очень странными. Я лишь мельком взглянул на неё, потому что в тот же миг женщина поймала мой взгляд — будто только и ждала, когда я окажусь на виду — и теперь смотрела, не отрываясь. У неё были ясные голубые глаза: я в тот момент ничего кроме них и не видел. Я мог бы поклясться, что женщина напугана, да и как ей было не испугаться, услышав моё шарканье у забора. Само собой, что я, не зная языка, меньше всего хотел оказаться в центре внимания и поэтому тут же прибавил шагу, разве что не побежал от неё. Я долго не решался обернуться — боялся, что она подошла к воротам или смотрит поверх них, — а когда, наконец, решился, не увидел ничего, кроме высокой чёрной изгороди и осевшего дома, смутно разросшегося в тумане.
Затем я вышёл к другому дому. Как и первый, он стоял на южной обочине тропы, но и там, и тут деревья росли так густо, что почти целиком заслоняли обзор. Второй дом очень отличался от первого. В Финляндии такое редко где встретишь: дома там гораздо больше, чем здесь, похожи между собой. То же самое можно сказать и о многих других зарубежных странах, как вы сами сможете убедиться. Это был изящный особняк из белого камня, построенный в классическом стиле. Портик с колоннами придавал ему сходство с греческим храмом. Дом, хотя и в один этаж, занимал довольно большую площадь и вовсе не был похож на простое бунгало. Вот только сохранился он ничуть не лучше, чем первый. Сад уже много лет пребывал в запустении, широкие трещины в каменных стенах наводили на мысль о просчёте строителя, а по крайней мере одна из колонн обвалилась, словно передо мной и правда стоял старый греческий храм. В тумане и безмолвии дом всем своим видом нагонял тоску.