Домик на реке
Шрифт:
— Ты думаешь, их тут и убили?
— Вернее всего, — сказал Степочка.
Они говорили шепотом, хотя могила осталась далеко позади.
— Значит, они собирались здесь, на Серебряном острове?
Степочка кивнул.
— Но мне рассказывали, — продолжал Коля, — что немцы напали на них, когда они сидели в доме. А здесь нет никакого дома.
— Вот он, — сказал Степочка и остановился.
Среди ив и осин стоял маленький деревянный домик, выкрашенный в зеленый цвет, с островерхой крышей. Окошко, дверь, крыльцо. Тропинка подбегала прямо к крыльцу.
— Я знаю, что это за домик, — проговорил Степочка. — Я видел такие. Это лоцманский домик.
— Лоцманский?
— Их много на реке. Они стоят в тех местах, где мели и перекаты. В них до войны жили лоцманы. Они следили за мелями, проводили суда, отмечали фарватер баканами…
— В этом домике и сейчас живет лоцман?
— Не знаю… Стекло в окошке выбито…
Они в нерешительности смотрели на домик, ожидая, что дверь вот-вот откроется и кто-нибудь выйдет на крыльцо. Но никто на крыльцо не выходил. Было тихо. Только ветер шуршал Листьями.
— Жаль, что все наше оружие погибло, — прошептал Степочка.
— Ты думаешь, на нас могут напасть?
— Нет, я так… Всегда нужно быть готовым.
Степочка чувствовал себя разведчиком в неведомой стране. Пригнувшись, он осторожно пошел к дому. Коля тоже пригнулся и двинулся вслед за ним.
— Посмотри, какая стена, — шепнул Степочка.
Обшитая досками стена дома была вся в дырочках, как соты.
— Это пули, — сказал Коля.
Степочка кивнул.
Он подкрался к окну и заглянул в него.
— Ну что? — спросил Коля.
— Никого!
Степочка взошел на крыльцо, взялся за дверную скобу и дернул. Дверь отворилась.
Они вошли в сени. В темных сенях, вдоль стенки, были сложены дрова. Степочка нащупал вторую дверь, обитую войлоком. Тоже не заперта. Они вошли в комнату.
Со стен свисали грязные обои. Закоптелая русская печь, чугунный котелок, стол, стул, железная кровать с кучей какого-то рваного тряпья. Два окна — второе глядело на юг, на реку, туда, где протока сливалась с главным руслом. Оно тоже было выбито.
— А сюда не придут? — спросил Коля, робко озираясь.
— Кому сюда прийти! — сказал Степочка. — Тут никто не живет, разве не видишь? Тут, может быть, с того самого времени никого не было. С тех пор как на них напали.
Коля вздрогнул.
Вот здесь, в этой тесной комнате, собрались партизаны в ту страшную ночь. Двадцать один человек.
Был тут Виталий Макарыч, был тут и Колин папа… Здесь на них напали. Коля видел дырочки от пуль в оконной раме, в досках потолка.
В углу стоял мешок. Коля подошел к нему, заглянул в него. В мешке картошка. Неужели она лежит здесь с тех пор? Коля засунул в мешок руку и вытащил картофелину. Картофелина была большая, крепкая, свежая. Нет, не пролежала она здесь так долго.
— Степа, — сказал Коля, — тут кто-то живет.
Степочка обрадовался картошке.
— Бери с печки чугунок и беги к реке за водой, — сказал он. — А я пока растоплю. Мы с тобой пообедаем.
— Но ведь это чужая картошка…
— Вот еще! Мы потерпели кораблекрушение. Нам можно.
Тут только Коля заметил, как ему хочется есть. Он схватил котелок, выбежал из домика и побежал к реке. До реки было близко — домик стоял на горушке, в самом южном конце острова, над водой. Коля зачерпнул воды. Когда он вернулся, в печи уже трещал огонь.
Степочка с гордостью вертел перед собой свою зажигалку.
— Вот что значит непромокаемая! — сказал он.
Степочкин нож погиб во время кораблекрушения, и чистить картошку было нечем. Решили варить ее в шелухе. Дрова разгорелись, и, несмотря на выбитые стекла, в комнате стало жарко. Ожидая, когда закипит в котелке вода, Коля и Степочка сели рядком на кровать. Степочку вдруг разморило от жары, от почти бессонной ночи. Он положил голову Коле на плечо и уснул.
У Коли тоже мало-помалу стали слипаться глаза, и он, вероятно, уснул бы, если бы не странный звук, который заставил его вздрогнуть и насторожиться.
Звук был тоненький, приглушенный, протяжный, похожий на плач. Будто плачет маленький ребенок — тихо-тихо, но где-то очень близко.
— Степа…
— Ты что? — Степочка недовольно открыл глаза.
— Слышишь? Кто-то плачет.
— Кому здесь плакать!
Но тут и он услышал.
Коля вскочил и подошел к окну. Звук, вместо того чтобы усилиться, стал слабее. Коля вернулся на середину комнаты. Здесь слышно было лучше. Коля отворил дверь и вышел в сени. Там ничего не было слышно.
Степочка уже стоял за печкой, в полутьме, перед маленькой закрытой дверцей, которую они вначале не заметили. Такие дверцы обычно ведут в чулан или в кладовушку.
— Она там, в чулане, — сказал он.
— Она? Кто она?
— Не знаю…
Едва они заговорили, как плач прекратился. Они молча ждали. Ни звука.
Степочка постучал в дверь кулаком.
— Эй, — крикнул он. — Чего ты плачешь?
Все смолкло. Потом раздался тоненький спокойный голос:
— Я не плачу. Я пою.
Глава пятая
Настя
1
Не плачет, а поет! Степочка дернул дверь. Но дверь не открылась.
— Выходи! — сказал Степочка.
— Не могу.
— Почему?
— Я не могу ходить.
— Не можешь ходить?
— Я заболела.
Заболела! Лежит больная, да еще на необитаемом острове!
— Ты одна? — спросил Коля.
— Одна.
— И никто в этом доме больше не бывает?
— Никто.