Доминант для девственницы
Шрифт:
«Все намного хуже, чем я думала», – тоскливо поняла я в тот же момент, потому что он был идеален. Даже профиль был совершенен, и мое сердце замерло в предательском восхищении. – «И это он еще даже не видела его толком», – подумалось вдруг, делая ситуацию еще более безнадежной.
И тут, словно специально, когда мы встали на красном сигнале светофора, мужчина повернулся ко мне лицом и внимательно посмотрел, а в его взгляде сквозила обеспокоенность.
У отца Женьки оказались темные, почти черные глаза, правильные черты лица, идеально очерченные губы, но без тени мягкости или женственности, а еще упрямый жесткий гладко выбритый
– Очень больно? – спросил мужчина своим бархатным голосом, внимательно изучая меня.
– Нет, – тихо произнесла я, робея под твердым взглядом, хотя и не лишенном сострадания, еще находясь под впечатлением от того, как мужчина выглядит, – терпимо.
Тогда он отвернулся и неожиданно чуть резче выдохнул. Я подумала, что от того, как я не вовремя порезалась.
«Видимо, у него были планы», – взгрустнулось мне.
Когда мы приехали в больницу, то мужчина очень быстро все выяснил, и вот я уже стояла перед кабинетом, а медсестра показывала мне, куда пройти для проведения процедуры. Дальше все было как в тумане: я сняла кофту, чтобы показать рану, потом вкололи обезболивающие, затем врач заштопал рану. И вот на негнущихся ногах я уже выходила обратно в коридор, плохо ощущая не только руку, но и вообще все окружающее. За мной следом шел врач.
– Дочку вашу подлатали, а теперь ей лучше поесть. Силы ей нужны, – по- доброму произнес тот, обращаясь к моему спутнику.
– Спасибо, – сухо сказал Женькин отец, беря меня под локоть за здоровую руку, видимо, боясь, чтобы я не упала. Его пальцы оказались теплыми, а хватка цепкой, от чего я вздрогнула, при этом наслаждаясь прикосновением к моей коже, толстовка осталась на даче. Тем временем он уже набирал номер сына.
– Алло, Жень, все нормально. Подлатали твою девушку, – спокойно сказал он, – мы скоро приедем.
Все во мне от его слов возмутилось, не желая, чтобы вот так это закончилось. Тем более, что самое худшее уже было позади, страх прошел, а я могла более адекватно реагировать на все происходящее. Включая его рядом.
– Пап, тут такое дело, – вдруг виновато произнес Женька в трубке, – мы так переволновались. Столько крови было! В общем, мы сожрали все, что приготовили. И даже больше. А еще все выпили на нервяке. Так что дома голяк с едой и выпивкой.
– Ясно, – сухо ответил мужчина, – тогда закажи еды, если что. А я отвезу Полину домой.
«Нет!! Только не сейчас!», – закричало все мое существо в этот момент в ужасе, что это закончится даже еще более быстро, чем я думала, от чего стала судорожно искать предлог, чтобы задержать его рядом с собой. Хоть на немного. И тут вспомнила слова врача.
– Мне как- то нехорошо, – прошептала я.
– Плохо? – спросил мужчина обеспокоенно, – может быть попросить у медсестры нашатырь?
– Не настолько. Просто есть очень хочется, – выдохнула я несчастно и посмотрела на него.
И это была правда, а не только уловка. Со всеми треволнениями и дорогой за сегодня я только позавтракала.
Его красивое лицо тут же нахмурилось, явно выражая недовольство.
– Тогда пойдем,– приказал он немного сурово, так и не отпуская мою руку неспешно направился к выходу.
Через некоторое время мы уже выходили из машины у ресторана, куда приехали, как вдруг я смущенно тихо спросила:
– Вы так много сделали сегодня, а я даже не знаю, как Вас зовут.
– Артур Георгиевич, – сказал мужчина и открыл передо мной дверь, пропуская вперед.
– Спасибо, – пропищала я и прошмыгнула, насколько смогла на все еще не очень гнущихся ногах, чувствуя, как учащенно бьется сердце. При этом я чуть не задела его плечом. А еще это так было похоже на свидание, и в то же время….
– Что ты не ешь? – спросил Женькин отец меня уже чуть позже, наблюдая, что я даже не притронулась к принесенной тарелке салата, а мои руки остаются под столом, – или уже не хочешь есть?
Тон был полон недоумения.
– Я не могу, – выдохнула я растерянно, смотря на него как маленькая девочка.
– Что не можешь? – спросил Артур Георгиевич, удивленно приподняв бровь.
Я сама не понимала свое нынешнее состояние. Все тело словно перестало меня слушаться. Руки стали тяжелыми, а усилие поднять любую из них казалось невозможным, как будто тело было не моим. Не говоря о том, чтобы держать сейчас ложку или вилку. А левая рука жутко болела, отходя от обезболивающего.
– Руки не слушаются, – несчастно пробормотала я, чувствуя себя по- идиотски.
Мужчина пристально посмотрел мне в глаза. От его взгляда сердце тут же подпрыгнуло в груди и застучало как бешеное, словно пыталось вырваться.
– Это ты отходишь после шока, – пояснил Артур Георгиевич.
Затем вздохнул.
– Ну не кормить же мне тебя? – произнес мужчина, смотря в упор, а я чувствовала, как все сильнее тону в его глазах.
И тут невольно я представила себе то, о чем тот говорил. И картина в моем воображении была так интимна, так волнующа, так желанна, что стало трудно дышать, и я ненамеренно нервно сглотнула. А затем сразу резко выдохнула, испуганно посмотрев на мужчину напротив, неожиданно увидев, как темнеет его взгляд. Вдруг Артур Георгиевич тихо с легкой хрипотцой произнес:
– Не надо смотреть на меня так.
– Как? – прошептала я удивленно, а видя только его глаза и странное выражение в глубине них.
– Словно ты хочешь этого, – еще тише произнес он, так и смотря на меня. А цвет его радужки темнел с каждой секундой.
А я хотела. Я так хотела, что уже голова шла кругом, и с языка почти сорвалась эта просьба вслух. Но в самый последний момент я одернула себя, так и не решившись. Это было бы слишком. Слишком желанно и откровенно.
– Я попробую сама, – прошептала я сипло.
Он словно очнулся.
– Хорошо, – произнес Артур Георгиевич, согласно кивнув, и его взгляд опять стал прежним, и мужчина вернулся к своему стейку. – Если хочешь что- то еще, то не стесняйся, – произнес он прежним голосом через пару минут.
– Да, спасибо, – кивнула я, сделав усилие и все- таки взяв в руки вилку еле гнущимися пальцами.
С горем пополам я справилась с салатом, а Женькин отец терпеливо ждал, когда я закончу мучить еду. Почти кожей мне чувствовалось его недовольство, но я ничего не могла с собой поделать, оттягивая момент расставания, а еще пытаясь справиться с собственными руками.