Доминика из Долины оборотней
Шрифт:
На данный момент в семье было десять детей, имеющих сразу двух бессмертных родителей, но Энжи с мужем и двумя детьми, появится к самому торжеству, через шесть дней, а остальные двое – Люк и Сабрина, вторая дочка Айрис, младше него на четыре дня, – пока ещё особых хлопот не доставляют. И ключевое слово здесь – пока! А учитывая, что в нашей семье ещё четыре девочки уже имеют своих половинок-гаргулий, количество детей, бессмертных с самого рождения, будет расти по экспоненте.
Впрочем, и детей, имеющих одного бессмертного родителя, стало рождаться гораздо больше, поскольку кровь гаргулий, замедляющая старение смертных жён и дарующая им идеальное здоровье, позволяла иметь не единственного ребёнка, как раньше, а двоих, а в случае половинок – даже троих-четверых.
Семья доктора гостит на острове второй месяц. Сначала они приехали, чтобы Джеффри принял наших с Айрис малышей, потом я уговорила их остаться до торжества, чтобы туда-сюда не мотаться. Поскольку к этому моменту Джулия успела забеременеть – цикл Джеффри выпадал как раз на это время, – то он счёл это разумным, а дети встретили подобное предложение на ура. И вот теперь Джулия поговаривает о том, чтобы остаться здесь как минимум на год, место ведь просто чудесное. В принципе, ничего этому не препятствует – этот год их дети в школу не пойдут, следующий – тоже, они планировали провести пару лет в Долине, но почему бы не здесь? Тем более что Джеффри уже давно не единственный семейный доктор, Кристиан как раз сейчас обитал в Долине, так зачем там сразу два доктора?
Кстати, о Кристиане. Он приедет к самому торжеству, вместе с последней партией гостей, чтобы никто не остался в Долине без врачебной помощи. И приедет не один. Кристиан, так страдавший из-за смерти своей любимой девушки, покончившей с собой по вине деда Алекса – узнав об этом, Гейб отлучил своего отца от семьи и семейной кормушки, лишив пособия, – нашёл своё счастье, обрёл половинку и больше уже не страдает из-за того, в чём не было его вины. И вся семья очень за него рада.
В общем, Джулия, Джеффри и их мальчишки присоединились к тем семьям, которые сейчас живут на острове более-менее постоянно. Таких семей восемь, но лишь у Айрис с Эйденом есть дети, ну, ещё и у нас с Фрэнком, конечно. Кроме этого, многие оборотни и гаргульи приезжают отдохнуть – на месяц, неделю или уик-энд. Для них в посёлке, выстроенном, когда мы с Фрэнком решили сделать этот остров «филиалом Долины», всегда приготовлены свободные коттеджи со всеми удобствами, в количестве двух дюжин, ещё полдюжины уединённых домиков по всему острову, у этих уже «удобства во дворе», то есть биотуалет и душ на улице, электричество от солнечных батарей всё же есть, а так же, для желающих имеется большой запас палаток.
Любители палаточного уединения имели выбор – готовить на костре или приходить питаться в посёлок. На моей памяти приходили лишь две пары, остальных мы практически не видели. Основным рационом таких «экстремалов» были вкуснейшие дикие свинки, которые водилось на острове в изобилии, а поскольку естественных врагов у них не было, то они расплодились в огромном количестве, на радость прожорливым бессмертным.
Я подняла сытого Люка к плечу, погладила по спинке, чтобы он срыгнул, после чего стала покачивать, любуясь ставшими сонными глазёнками сынишки. Но малыш недовольно скривился и раскрыл ротик, требуя уже ставшее привычным вознаграждение. Рядом тут же появился Фрэнк и сунул в жадно раскрытый беззубый ротик кусочек клубник, с которого перед этим удалил все семена. Люк стал интенсивно сосать любимое лакомство, вскоре его глазки закрылись, а обсосанный кусок клубники к этому моменту был раздавлен в кашицу и проглочен.
Ох, видели бы это борцы за права детей, вот бы шум подняли. Мама, помню, пришла в ужас, когда Фрэнк впервые угостил при ней клубникой двухнедельную Фанни. Но он успокоил маму, объяснив, что для младенца, родившегося бессмертным, никакой опасности нет, абсолютно никакой. Всякие диатезы и несварения исключены абсолютно, подавиться малышка тоже не сможет, поскольку клубника для её твёрдого тельца по плотности мало чем отличается от жидкости. Так что, почему бы и не угостить доченьку вкусненьким, если это только на пользу?
Особенно учитывая, что молоко у меня может и питательное, но не такое уж и вкусное. Этого Фрэнк, конечно, маме не говорил, это он мне сказал. Да, он его пробовал, а как иначе? В конце концов, лактация – вовсе не повод отказаться от ласк груди, которую Фрэнк предпочитал ласкать по большей части губами, тут уж хочешь-не хочешь, а попробуешь. Кстати, этой ночью Фрэнк был особенно хорош, я чуть плечо ему не сгрызла, сдерживая стоны удовольствия.
Один из минусов того, что имеешь бессмертного ребёнка – любовью приходится теперь заниматься беззвучно. Пускай Фанни умеет ставить защиту от посторонних шумов едва ли не с младенчества, но мы предпочитаем не рисковать. И за прошедшие годы мы так натренировались, что даже поселившийся в нашем доме Майкл никаких особых неудобств нам не доставляет. А запах? Ну, а что – запах! Мы женаты и любим друг друга, и скрываться особо не собираемся. Дети не понимают, а реакция взрослых мне в этом плане безразлична.
Да, и кстати, время от времени можно оставить детей на няньку и удрать туда, где можно себя не сдерживать. Это же наш остров, и где здесь можно спрятаться, мы знаем прекрасно.
Фрэнк забрал у меня уснувшего малыша и отнёс в кроватку. А я любовалась своим красавцем, без единой нитки на теле, и в стотысячный раз думала, как же мне повезло, и чем же я заслужила подобное счастье? Потом Фрэнк вернулся в постель, скользнул под прикрывающую нас лёгкую простынку, которой мы укрывались исключительно ради уюта, хитро подмигнул и указал взглядом на пол, точнее, на находящуюся под нами спальню Фанни, смежную с комнатой Майкла. Я сразу поняла, что он затевает какую-то каверзу и не ошиблась. Звучно чмокнув меня в щеку, Фрэнк театральным шёпотом произнёс:
– Дорогая, может, воспользуемся тем, что дети спят, и...
– Господи, а можно это хотя бы не анонсировать, а? – раздался стон снизу. – Совесть имейте, мне подобное ещё лет тридцать не светит.
– Сорок, минимум! – тут же вскинулся Фрэнк.
– Ладно, ладно, как скажешь. – Снизу раздалось шуршание, потом я увидела, как Майкл, с завёрнутой в одеяло спящей Фанни на руках, удаляется от дома и исчезает в джунглях. До нас долетел его голос. – Всё, я ушёл, плодитесь и размножайтесь.
Фрэнк, давясь беззвучным смехом, откинулся на кровать, радуясь подложенной Майклу свинье. А я задумчиво протянула.
– Фрэнк, а ведь они не выдержат. Какие сорок? Тридцать, максимум. Ей будет пятьдесят, как было мне. И мы даже вякнуть ничего не сможем, считать-то они умеют.
– Даже слышать об этом не хочу! – застонал Фрэнк. – Наша крошка и этот... бугай! Нет, не раньше шестидесяти!
– Бугай? А сам-то ты кто? – захихикала я, а потом посерьёзнела. – Фрэнк, тебе лучше быть к этому готовым. Вспомни, единственным аргументом моего отца была моя человеческая хрупкость, только из-за этого ты согласился подождать, хотя не факт, что долго продержался бы.
– Думаю, месяц я бы выдержал.
– Теперь мы этого уже не узнаем. А Фанни уже бессмертная, мы даже это не можем Майклу предъявить. Вспомни, после моего перерождения отец косился на тебя, фыркал, бурчал себе под нос и изображал страдальца. Но реально сделать ничего не мог. И ты не сможешь. Смирись.
– Вот Синклер-то обрадуется, – вздохнул Фрэнк.
– Он уже радуется, – сообщила я мужу, вспомнив, как, узнав о том, что крошка Фанни уже обрела свою половинку, отец долго ржал, а потом с чувством продекламировал: