Домой хочу! Или как выжить?
Шрифт:
– Испейка, гроза грозная, вижу, что силушки совсем в тебе не осталось, рьян траву пока отставь, она тебе потом сгодится, - он ловко убрал из под носа кота, веточки местной валерьянки.
– Не мешай мне, Повелитель, ты присядь подальше, а я девицу погляжу.
–
Он начал потихоньку водить руками над головой недвижимой Зинуши, с его рук срывались какие-то мелкие искорки, впитывались в тело -Дим и кот внимательно смотрели за действиями ланды.
– Ну, что сказать?
– взмокший и уставший ланда вздохнул, - далеко убрела ваша мамушка,
– Э-э-э, шаман ты или кто ещё, надо её вернуть, мы ж без неё...
– кот задохнулся, а потом сказал убитым голосом, - мне ж без неё никак... я ж с тоски загнусь, эти, местные, - он кивнул на Дима, - они проживут, а я... да и не хочу я без неё тут быть.
– Говорите с ней все, зовите её, должна услышать, хоть песни пойте, хоть кричите, зовите постоянно! Просите Богинюшку помочь, она услышит!
– Богинюшку?
– Взъярился кот, - эту аферистку?
– За аферистку ответишь!
– тут же зашипела в ответ, неизвестно откуда взявшаяся пантера, Дим и ланда встали на колени, а кот разорялся:
– Мне плевать на всё, ты что мне обещала? Что у неё всё будет окей? Где, где это? Лежит тут полудохлая, дети наверняка рыдают, этот?
– он кивнул на Дима, - зелено-серого цвета, это ты называешь порядком? Выживу если, отвечу за базар, ой как отвечу, только не хочу я выживать без неё, гад, даже плюнуть сил не хватает, а так вы в своем Лиарде достали, всеми этими заговорами, мерзкими тварями...
– кот опустил голову на лапы, - устал я, а ты, - он сверкнул глазами на пантеру, - вышла из моего доверия. Аферистка хитромудрая!
–
Пантера вздохнула:
– Хам и нахал, жду извинений!
– и исчезла.
Кот со вздохом попросил Дима:
– Отнеси меня к детям, не надо им такую мать видеть, расцелуюсь с ними, а потом, помолясь нашему Боженьке, начну звать её.
Надо было видеть радость детишек, особенно Лучика - он бережно держал кота на коленях и, едва прикасаясь, гладил по спине.
– Луча, что за бабские нежности, мы с тобой мужики или где? Ты тут без меня не кис? Маленько? Ну... как бы, можно... Почему я спал и не просыпался? А устал как собака, один Громодан меня достал... не, не... не боись, куда уж я от вас? Любава рыдала? Ну, прям, как не моя, и ни разу? Так и сидели дома? Я так не играю, вы мои или не мои? Вот - вот, Димандановичи - Степановичи, чтоб я скулёж не слышал, я пойду возле мамы посплю, поохраняю, а вы чтоб имели бодрый вид и холодные уши. Луча, дай я тебя поцелую, и тебя, и тебя, егоза. Поля, а ты в курсе, что страшенный куст напоминаешь, этот как его... а... держидерево? Ну, на том и стоим, пошел я спать, да немного, немного, пока слабак я... только физически, дух русский, ничем не выбьешь.
Возле Зины кот с кряхтением вытянулся:
– Дед, а чего-нибудь обезболивающего не дашь? Мое состояние сейчас как после асфальтового катка, раскатан в блин... блин. Дим, ты малость с ней поговори, а я вздремну, а уж потом оторвусь, пока она мне ответить не может, всё припомню!
Кот отрубился, ланда тоже пошел отдохнуть:
– Большой, однако, переход был, да и здесь силы много ушло, надо отдохнуть, а потом с
Косик с Артемием заскочил, сказал,что у Антипиной жены начались схватки, мужики -Таши и Антипа - понеслись туда, в доме наступила удивительная тишина, детки тоже уснули, Пол перенёс их в кроватки и взглянул на себя в зеркало:
– Ишь ты, держидерево... ну, раз гадости говорит, значит, ожил! А я, пока дочка моя не скажет мне, что я на чучело похож, ничё менять в облике не буду. Неведомый нам Боже Земной, верни её к нам, прошу!- взмолился Пол.
ЗИНА. Вокруг был туман, такой неподвижный и густой. Вспомнился наш фильм "Чародеи", тоже, что ли покричать: "Люди! Ау!" Что делать? Ни присесть, ни прилечь, ничего не видно, под ногами твердой опоры не наблюдается. Хорошо, хоть сырости нет - попробовала крикнуть - туман глушил звуки. Что ж, пойду или поплыву, вернее, туда, не знаю куда, ...куда глаза глядят, поплыла в этой невесомости рывками - всё оставалось таким же, и через какое-то время поняла, что выдыхаюсь. Куда попала, зачем? Так и пропаду в этом тумане, похоже. В размышлениях не заметила, что впереди туман как бы истончается, и, после очередного рывка, вывалилась на поляну. Обычная такая, вся в мелких цветочках, и летающих повсюду бабочках, пчелах, ещё каких-то насекомых. Долго сидела, не шевелясь, приходя в себя. Яркая желто-коричневая с красивыми лиловыми пятнами бабочка, села мне на руку, и я залюбовалась ею, потом, кряхтя и охая, встала. Надо было идти дальше, куда-нибудь да выбреду, всяко лучше этого тумана, брр, я передернулась.
Внезапно молодой мужской голос заорал:
– Баба Зина!
– и навстречу мне выбежал юноша, подхватив меня, закружил, радостно крича, - Баба Зина! Как я рад!
– Поставь меня уже, голова кружится!
Он поставил меня на землю и, приглядевшись, я неуверенно сказала:
– Бодь, это ты?
– Я!
– у меня подкосились ноги, он поймал меня у самой земли, - Бодик, это, правда, ты?
– А ты меня что, по ушам не признала?
Уши у моего, давно ушедшего на небеса, внука, и впрямь, были примечательные, не просто лопоухий, а сверхушастый был ребенок. Я притянула его к себе и, не замечая, что слезы бегут, нацеловывала его, гладила по лицу и голове, и не могла остановиться.
Сзади на плечи легли две мужские руки и такой родной, слегка подзабытый голос сказал:
– Привет, ма!-
– Сыночка, Митенька, - повернувшись, я судорожно вцепилась в него, - вы мне не снитесь?
– Ма, конечно, нет!
– А где...
– мне не дал договорить второй родной голос.
– Может, меня тоже обнимешь?
Меня обняли вторые руки, и вот тут я заистерила. Я рыдала, вцепившись в сынов, приговаривала, жаловалась, что мне так плохо и горько без них жилось, что так долго была без них, что оставили меня одну... Сыны вытирали мои слезы.
– Ма, ну, чего ты, как маленькая, вон Богдан сейчас тоже заплачет!