Дон Кихот
Шрифт:
И, воодушевляясь все больше и больше, Дон Кихот перечислял множество рыцарей обеих воображаемых армий, наделяя каждого особыми приметами, гербом и девизом.
– В войске, что впереди нас, – продолжал он без передышки, – собраны самые различные племена. Тут есть народы, пьющие сладкие воды прославленного Ксанфа; за ними следуют горцы, пришедшие из окрестностей Массилии; далее идут племена, просеивающие чистейший золотой песок в счастливой Аравии. Вот блаженные народы, живущие на дивных прохладных берегах светлого Термодонта. Далее движутся нумидийцы, не верные своему слову; за ними персы, прославленные за свою стрельбу из лука; мидяне и парфяне, сражающиеся на бегу; арабы с их кочевыми шатрами; скифы, столь же известные своей жестокостью,
27
Перечисляемые Дон Кихотом имена героев, а также названия различных племен и местностей заимствованы им частью из рыцарских романов, а частью из современных ему исторических и географических сочинений.
Каких только стран не назвал Дон Кихот, каких народов он не перечислил!
Многие из них существовали только в романах, которыми была набита его голова. Санчо внимательно слушал своего господина, не решаясь вымолвить ни слова. Только время от времени поворачивал он голову в надежде увидеть рыцарей и великанов, которых называл Дон Кихот. Но, кроме облаков пыли, он ничего не мог разглядеть. В конце концов Санчо не выдержал и воскликнул:
– Куда, к черту, запропастились, сеньор, все эти рыцари и великаны, о которых вы толкуете? Я, по крайней мере, ни одного из них не вижу. Или все они так же очарованы, как призраки, являвшиеся к нам прошлой ночью?
– Что ты говоришь! – воскликнул Дон Кихот. – Неужели ты не слышишь ржания коней, барабанного боя и звуков труб?
– Ничего я не слышу, – ответил Санчо, – кроме блеянья овец и баранов.
Действительно, оба стада баранов были уже совсем близко.
– Страх, овладевший тобой, – сказал Дон Кихот, – мешает тебе видеть и слышать. Ведь страх-то в том и выражается, что наши чувства теряют свою ясность и все представляется в искаженном виде. Но раз ты так боишься, то отойди в сторонку и предоставь мне действовать одному. Поверь, что я один сумею даровать победу тем, кому явлюсь на помощь.
С этими словами он вонзил шпоры в бока Росинанта и, взяв копье наперевес, с быстротой молнии помчался с пригорка.
– Господин мой, сеньор Дон Кихот, – принялся кричать Санчо, – вернитесь! Клянусь Создателем, вы нападаете на овец и баранов! Вернитесь, заклинаю вас именем моего отца! Ну что это за безумие! Поверьте мне, здесь нет ни великанов, ни рыцарей, ни доспехов, ни щитов, ни небесной лазури, ни всей этой чертовщины! Да что же это он делает, грехи мои тяжкие!
Но ничто не могло остановить Дон Кихота. Несясь во весь опор, он громко восклицал:
– Мужайтесь, верные защитники благородного Пентаполина! Вперед, за мной! Я отомщу вашему врагу, низкому Алифанфарону!
С этим возгласом он врезался в самую гущу стада овец и принялся колоть их своим копьем с такой яростной отвагой, словно это были его смертельные враги. Напрасно пастухи отчаянными воплями пытались остановить его. Дон Кихот не унимался и продолжал разить направо и налево. Тогда, видя, что слова не помогают, пастухи взялись за
– Где ты, надменный Алифанфарон? Выходи на бой! Я – рыцарь, готовый один на один сразиться с тобой и наказать тебя за дерзкое нападение на Пентаполина Гарамантского.
Но тут ему в бок попал такой увесистый булыжник, что едва не раздробил костей.
От адской боли Дон Кихот решил, что он уже убит или смертельно ранен; вспомнив про свой бальзам, он схватил жестянку и поднес ее ко рту. Но прежде чем он успел сделать несколько глотков, второй булыжник выбил жестянку у него из руки и размозжил челюсть. Если уже от первого удара у бедного рыцаря помутилось в голове, то от второго он без чувств упал на землю. Подбежавшие к нему пастухи вообразили, что он убит. Они поспешно собрали свое стадо, взвалили себе на плечи штук семь покалеченных овец и поскорее убрались восвояси.
А Санчо, глядя с пригорка на безумства своего господина, рвал на себе волосы, проклиная тот день и час, когда судьба связала его с безумным идальго.
Когда пастухи со своими стадами удалились, Санчо спустился с холма и подбежал к Дон Кихоту, лежавшему недвижно на земле.
– Ну не прав ли я был, сеньор Дон Кихот? – воскликнул Санчо. – Ведь я же кричал вам, что это не армия, а всего-навсего стадо баранов.
– Санчо, друг мой, – слабым голосом отвечал Дон Кихот, – поверь, что все это подлые козни моего коварного врага, волшебника, вечно преследующего меня! Завидуя славе, которую я должен был завоевать в этой битве, он превратил вражескую армию в стадо баранов. Ты легко можешь убедиться, Санчо, что я говорю правду; садись на осла и поезжай за ними. Ты увидишь, что, отъехав подальше от меня, рыцари снова примут свое прежнее обличье и из баранов превратятся в славных воинов. Но впрочем, погоди. Прежде всего помоги мне. Боюсь, что я получил тяжелые раны.
Санчо кинулся к ослу, чтобы достать из сумки мазь и бинты и перевязать раны Дон Кихота, но сумки не было. Убедившись в этом, Санчо чуть не сошел с ума от горя. Он сыпал ужасными проклятиями, клялся, что бросит своего господина и вернется домой, кричал, что ему плевать на все острова и губернаторства.
Тем временем Дон Кихот поднялся, придерживая рукой разбитую челюсть. Он взял под уздцы верного Росинанта, который ни на минуту не отходил от своего хозяина, и направился к Санчо. Санчо стоял молча, припав грудью к своему ослу и закрывая лицо руками. Видя его глубокое отчаяние, Дон Кихот сказал:
– Знай, Санчо, – тому, кто хочет возвыситься над другими, и терпеть приходится больше. Все грозные бури, обрушившиеся на нас, свидетельствуют о том, что скоро небо прояснится и дела наши пойдут хорошо. Ибо ни горе, ни радость не бывают слишком продолжительны, а из этого следует, что если горе тянулось долго, то, значит, радость уже близка. Поэтому брось печалиться о постигших меня невзгодах. Ведь ты же невредим и вполне благополучен.
– Как так благополучен! – вскричал Санчо. – Разве тот, кого вчера подбрасывали на одеяле, не был сыном моего отца? А сумка, которая пропала вместе со всем моим скарбом, разве она чужая, а не моя?
– У тебя пропала сумка? – спросил Дон Кихот.
– То-то и есть, что пропала, – ответил Санчо.
– Значит, нам не придется сегодня обедать, – сказал Дон Кихот.
– Но ведь на этих лугах, – ответил Санчо, – должны расти те травы, которые, по словам вашей милости, могут с успехом заменить обыкновенную пищу странствующим рыцарям.
– По правде говоря, – сказал Дон Кихот, – всем травам я предпочел бы добрую краюху хлеба с парой копченых сардинок в придачу. Но что об этом толковать! Садись, добрый Санчо, на своего осла и поезжай за мной. Бог милосерд, он посылает пищу мошкам в воздухе, червям в земле и головастикам в воде. Его солнце светит всем – и злым и добрым, а его дождь поливает и праведных и грешников. Он непременно позаботится о нас, своих слугах.