Дон Кихот
Шрифт:
– Мы торопимся, – сказал один из всадников, – а до постоялого двора еще далеко, поэтому нам некогда вступать с вами в длинные разговоры.
И пришпорив мула, он хотел проехать мимо. Оскорбленный таким ответом, Дон Кихот схватил мула за узду и закричал:
– Остановитесь, невежи, и отвечайте на мои вопросы! В противном случае я вызываю вас на бой.
Испуганный мул встал на дыбы и сбросил седока на землю. Слуга, шедший рядом, принялся осыпать Дон Кихота ругательствами. Дон Кихот, и без того уже взбешенный, бросился на одного из всадников в черном и в мгновение ока свалил его на землю. Затем он с молниеносной быстротой устремился на остальных противников.
Покончив со всеми своими врагами, Дон Кихот снова подъехал к всаднику, сброшенному мулом. Тот все еще беспомощно лежал на земле; возле него валялся догоравший факел. Дон Кихот направил на него свое копье и повелел, под угрозой смерти, сдаться.
– Сдаюсь, сдаюсь! – закричал лежавший. – Пощадите меня, ваша милость, я сломал себе ногу и не могу подняться. Умоляю вас, сеньор, если вы добрый христианин, не убивайте меня. Ведь я духовное лицо.
– Так какой же дьявол, – воскликнул Дон Кихот, – заставил вас, духовное лицо, впутаться в эту историю?
– Кто меня впутал в нее? – отвечал лежащий. – Должно быть, злая судьба.
– Смотрите, как бы вам не пришлось еще хуже, – сказал Дон Кихот. – Лучше не упрямьтесь и объясните толком, кто вы такой и что это за процессия.
– Охотно удовлетворю вашу милость, – ответил лиценциат. – Итак, позвольте доложить вашей милости, что я зовусь Алонзо Лопес, родом из Алькобендаса. Я ехал из города Баэсы вместе с другими одиннадцатью священнослужителями – все они сейчас разбежались. Мы направлялись в Сеговию, провожая тело одного дворянина, умершего в Баэсе, в фамильный склеп в Сеговии, откуда он родом.
– Кто же убил его? – спросил Дон Кихот.
– Бог с помощью гнилой горячки, унесшей его в могилу.
– Если так, – сказал Дон Кихот, – то Господь избавил меня от труда мстить за этого человека, ибо в смерти его никто не повинен. Должен вам сказать, ваше преподобие, что я – рыцарь из Ламанчи, по имени Дон Кихот, и мое назначение – странствовать по свету в поисках приключений, творя правый суд, карая злодеев, защищая обиженных, утешая несчастных.
– Уже не знаю, – промолвил лиценциат, – как вы чините правый суд, а только ногу мою вы так починили, что она до конца жизни не выправится; и утешили вы меня так, что я этого вовек не забуду. Поистине приключение это оказалось для меня великим злоключением.
– Не все так делается, как мы того хотим, – ответил Дон Кихот. – Вся беда в том, сеньор лиценциат, что вам пришло на ум путешествовать глубокой ночью, в траурных одеждах, с зажженными факелами в руках, распевая вполголоса какие-то непонятные напевы. Немудрено, что я принял вас за выходцев с того света, за полчище злых демонов, и, исполняя долг странствующего рыцаря, напал на вас.
– Уж, видно, мне так было на роду написано, – сказал лиценциат, – но по крайней мере, сеньор странствующий рыцарь, раз вы причинили мне такое зло, то помогите мне подняться, потому что я никак не могу высвободить из-под седла ногу, запутавшуюся в стремени.
– Что же вы молчали до сих пор! – воскликнул Дон Кихот. – Санчо, Санчо! – позвал он своего оруженосца.
Однако Санчо вовсе не торопился на его зов. В первые минуты схватки он только дивился отваге и ловкости своего господина, но затем, опомнившись от страха и удивления, занялся втихомолку разгрузкой мула, шедшего позади с вьюком съестных
– Если бы эти сеньоры пожелали узнать, кто тот храбрец, который так ловко с ними расправился, скажите им, ваша милость, что это знаменитый Дон Кихот Ламанчский по прозванию Рыцарь Печального Образа.
Когда лиценциат распрощался с ними и поехал своей дорогой, Дон Кихот спросил Санчо, почему это ему вздумалось назвать его Рыцарем Печального Образа.
– Да видите, ваша милость, – ответил Санчо, – при свете факела вы показались мне таким несчастным, худым и бледным, что просто жалко было на вас смотреть. Вы, должно быть, совсем измучились с этими сражениями да приключениями.
– Нет, Санчо, – сказал Дон Кихот, – дело совсем не в этом. Вернее всего, что мудрец, которому предстоит написать историю моих подвигов, счел нужным, чтобы я избрал себе какое-нибудь прозвище по примеру рыцарей былых времен: один звался Рыцарем Пламенного Меча, другой – Рыцарем Дев, третий – Рыцарем Смерти, – под этими прозвищами они и стали известны на всем земном шаре. Так вот я и думаю, что этот мудрец внушил тебе мысль назвать меня Рыцарем Печального Образа. Отныне я принимаю это имя и, чтобы закрепить его за собой, при первой же возможности прикажу изобразить на своем щите самое печальное лицо.
– Незачем тратить на это время и деньги, – сказал Санчо. – Довольно вам поднять забрало, и каждый, без всяких изображений на щите, сразу же назовет вас Рыцарем Печального Образа, – уж вы можете мне поверить. Клянусь вам, сеньор. Голод и выбитые зубы так вас украсили, что вы вполне можете обойтись без печального изображения на щите.
Дон Кихот улыбнулся, но не стал спорить с Санчо. Нашему рыцарю внезапно пришло в голову, что он должен осмотреть погребальную колесницу, дабы проверить, действительно ли на ней везут человеческое тело. Но Санчо воспротивился этому.
– Сеньор, – сказал он, – это опасное приключение окончилось для вашей милости более счастливо, чем все прежние. Но люди, обращенные вами в бегство, могут спохватиться, что они бежали от одного-единственного рыцаря. Опомнившись и устыдившись своей трусости, они, пожалуй, вернутся да зададут нам хорошую трепку. Осел мой в полном порядке, горы близко, голод дает себя чувствовать, – так не лучше ли нам попроворнее удалиться отсюда? Мертвый, как говорится, в могилу, а живой – за стол.
Тут Санчо схватил осла за узду и решительно двинулся вперед. Дон Кихот, сознавая, что его оруженосец прав, последовал за ним без всяких возражений. Перевалив через цепь холмов, они выехали на уютную, защищенную от ветра лужайку и решили здесь заночевать. Санчо разгрузил осла; рыцарь и оруженосец растянулись на зеленой траве и сразу позавтракали, пообедали и поужинали, набив свои желудки холодными закусками, которые господа церковники (редко о себе забывающие) везли на муле в своем обозе. Но тут явилась новая беда: у них не оказалось не только вина, но даже воды, чтобы промочить горло. Тогда Санчо, заметив, что лужайка покрыта мелкой, свежей травкой, сказал… но что именно он сказал, мы узнаем из следующей главы.