Дон Жуан

Байрон Джордж Гордон

44

Жуан, конечно, классиков зубрил,Читая только школьные изданья,Из коих мудрый ментор удалилВсе грубые слова и описанья.Но, не имея смелости и силИх выбросить из книги, в примечаньяИх вынес, чтоб учащиеся вмигИх находили, не листая книг.

45

Как статуи, они стояли рядом,Казалось, педагогика самаИх выстроила праздничным парадомДля юного пытливого ума,Покамест новый ментор мудрым взглядомИх не пошлет в отдельные дома,По разным клеткам, строчкам и куплетам,Где место им назначено поэтом.

46

Фамильный требник их украшен былКартинками, какими украшалиТакие книжки. Но излишний пылХудожники при этом допускали:Не раз глазком молящийся косилНа многие занятные детали.Инеса этот требник берегла,Но Дон-Жуану в руки не дала.

47

Читал он поученья, и гомилии,И жития бесчисленных святых,Отчаянные делавших усилияДля обузданья слабостей своих(Их имена известны в изобилии).Блаженный Августин, один из них,Своим весьма цветистым «Искушеньем»Внушает зависть юным поколеньям.

48

Но Августина пламенный рассказБыл запрещен Жуану: этим чарамПоддаться может юноша как раз.Инеса, осторожная недаром,Обычно с сына не спускала глаз,Служанкам доверяла только старым,Что и при муже делала она.Сия метода женская умна!

49

Итак, мой Дон-Жуан все рос да рос,В шесть лет — прелестный мальчик,а в двенадцатьМог, если ставить правильно вопрос,Уже прелестным юношей считаться.Конечно, он не знал греховных грезИ был способен много заниматься:Все дни он проводил, покорен, тих,В кругу седых наставников своих.

50

В шесть лет он был ребенок очень милыйИ даже, по ребячеству, шалил;В двенадцать приобрел он вид унылыйИ был хотя хорош, но как-то хил.Инеса горделиво говорила,Что метод в нем натуру изменил.Философ юный, несмотря на годы,Был тих и скромен, будто от природы.

51

Признаться вам, доселе склонен яНе доверять теориям Инесы.С ее супругом были мы друзья;Я знаю, очень сложные эксцессыРождает неудачная семья,Когда отец — характером повеса,А маменька — ханжа. Не без причинВ отца выходит склонностями сын!

52

Я сплетничать не буду, но сказатьХочу со всею честностью моею:Когда б хотел я сына воспитать(А я его, по счастью, не имею!),Не согласился б я его отдатьВ Инесин монастырь; всего скорееПослал бы я мальчишку в пансион,Где попросту учиться мог бы он.

53

Там все-таки, скажу без хвастовства я,Как следует учили нас, ребят.Я греческие буквы забываю,Но многое я помню — verbum sat! [5] И многое отлично понимаю.Я, в сущности, конечно, не женат,Но сыновей возможных воспитаниеОбдумывал как следует заранее.

5

Сказанного достаточно! (лат.)

54

В шестнадцать лет младой испанец нашБыл строен, ловок, хорошо сложён;Догадлив и умен почти как паж,Почти мужчиной мог назваться он;Но маменька его впадала в ражПри этой мысли, подавляя стон:Уж в самом слове «зрелость», ей казалось,Ужасное значенье заключалось!

55

Среди ее бесчисленных друзей(Чьи качества описывать не стану)Была и донна Юлия. Ей-ей,Красавица без всякого изъяну!Все прелести присущи были ей,Как сладость — розе, горечь — океану,Венере — пояс. Купидону — лук…(Как Купидону лук! Преглупый звук!)

56

Ее глаза, блиставшие пленительно,Могли на предков-мавров намекать.В Испании оно предосудительно,Но факты невозможно отрицать!Когда Гренада пала и стремительноПустились мавры в Африку бежать,Прабабка донны Юлии осталасьВ Испании и вскоре обвенчалась

57

С одним идальго. Кровь ее и родУпоминать, я думаю, не лестно:Досадного скрещения породНе любят наши гранды, как известно,А потому они из года в годБерут себе в супруги повсеместноСвоих племянниц, теток и кузин,Что истощает род не без причин.

58

Но это нечестивое скрещеньеВосстановило плоть, испортив кровь.Гнилое древо вновь пошло в цветенье;Наследники дородны стали вновь,А дочери — так просто загляденье.(Мне, впрочем, намекали, что любовь,Законом не стесненная нимало,Прабабке нашей донны помогала!)

59

Сей обновленный род и цвел и рос,Давал побеги, листики и почки.Ему последний отпрыск преподнесПрекрасный дар в лице последней дочки:Она была прелестней всяких грез(Я говорил об этом с первой строчки),Милее розы и нежней зариИ замужем была уж года три.

60

Ее глаза (охотник я до глаз!)Таили пламя гордости и счастья,Как темный полированный алмаз.В них было все: и солнце и ненастье;А главное, мелькало в них не разКакое-то — не то что сладострастье,А тайное движение мечты,Разбуженной сознаньем красоты.

61

На лоб ее прекрасный и открытыйЛожились кольца шелковых волос,Румянец озарял ее ланиты,Как небеса — зарницы теплых гроз;Она была стройна, как Афродита:А статность — я хочу сказать всерьезОсобенно в красавицах ценю я:Приземистых толстушек не терплю я.

62

Вполне корректен был ее супругПятидесяти лет. Оно обычно,Но я бы променял его на двухПо двадцать пять. Ты скажешь: неприличнаТакая шутка? Полно, милый друг,Под южным солнцем все звучит отлично!Известно, у красавиц не в честиМужья, которым больше тридцати.

63

Печально, а придется допустить,Что вечно это солнце озорноеНе хочет бедной плоти пощадить:Печет, и жжет, и не дает покоя.Вы можете поститься и грустить,Но сами боги в результате знояНам подают губительный примерЧто смертным — грех, то Зевсу — адюльтер!