Дон Жуан

Толстой Алексей Константинович

Боабдил

Надежных удальцов до полусотни На ваши деньги нанял я, сеньор. Фелука также уж совсем готова: Ходок отличный. Щегольски загнута, Лихая мачта в воздухе дрожит; Прилажен к ней косой латинский парус; Мадонна шелком вышита на нем; На флаге герб Тенорьо де Маранья, И провианту вдоволь. По волнам, Как ласточка скользя на них без звука, Запрыгает разбойничья фелука!

Дон Жуан

Где вы на якоре стоите?

Боабдил

Близко От

вашего дворца. Скалистый мыс От крейсеров пока нас закрывает.

Дон Жуан

По первому готовы будьте знаку К дворца ступеням подойти. На пир Я моряков удалых приглашаю. Сегодня или завтра я намерен Испанию оставить навсегда. Боабдил уходит, входит Лепорелло.

Лепорелло

Ну что ж, сеньор? Обдумали вы план мой?

Дон Жуан

Седлай сейчас мне лучшего коня, С тобою вместе я скачу в Севилью.

Лепорелло

В Севилью? Боже мой!

(В сторону.)

Мой господин, Мне кажется, немного помешался!

Дон Жуан

В Севилью скачем мы с тобой сейчас, И прежде, чем настанет новый день, В моих объятьях будет донна Анна.

СУМЕРКИ. КЛАДБИЩЕ

Дон Жуан и Лепорелло слезают с лошадей.

Дон Жуан

Здесь жди меня.

Лепорелло

Помилуйте, сеньор, Нельзя ли выбрать вам другое место? Ведь это есть то самое кладбище, Где погребен убитый командор! Смотрите – вон и памятник его! Весь мраморный, на мраморном коне; У, как на нас он сверху смотрит строго!

Дон Жуан

Ее отсюда вилла недалеко, Сюда же ночью не придет никто. Здесь жди меня, я до зари вернуся.

(Уходит.)

Лепорелло

(один)

Брр! Дрожь меня по жилам пробирает! Ведь, право, ничему не верит он, Все для него лишь трын-трава да дудки, А на меня могильный холод веет, И чудится мне, будто меж гробниц Уже какой-то странный ходит шепот. Ух, страшно здесь! Уйду я за ограду!

(Уходит.)

Сатана

(является между могил)

Люблю меж этих старых плит Прогуливаться в час вечерний. Довольно смешанно здесь общество лежит, Между вельмож есть много черни; Но это не беда, а жаль, что посещать Иные мне нельзя гробницы: Здесь есть две-три отроковицы, Пять-шесть еретиков, младенцев дюжин с пять К

которым мне нельзя и носу показать. Под веденьем небесной силы Их состоят могилы; Мне портят ангелы житье. Не нужно напрягать им слуха, Сейчас проведают по духу, Такое тонкое чутье! Уж я их слышу приближенье… Ну, так и есть, явилися сюда… Мое нижайшее почтенье, Слуга покорный, господа!

Небесные Духи

Оставь усопшим их забвенье, Оставь гробы до Страшного суда, Не преступай священного предела!

Сатана

На этот раз до мертвых нет мне дела. Иной заботой занят я. Вы помните, друзья, Наш давний спор про дон Жуана? Я говорил, что поздно или рано Он будет мой. И что ж? Свет победила мгла, Не понял той любви святого он значенья, Которая б теперь спасти его могла, И слепо он свершит над нею преступленье.

Духи

В безмолвии ночи Мы с ним говорили, Мы спящие очи Его прояснили, Из тверди небесной К нему мы вещали И мир бестелесный Ему показали. Он зрел, обновленный, В чем сердца задача, И рвался к нам, сонный, Рыдая и плача; В дневной же тревоге Земное начало Опять от дороги Его отвращало; Он помнил виденье, Но требовал снова Ему примененья Средь мира земного, Пока его очи Опять не смежались И мы, среди ночи, Ему не являлись; И вновь он преступный Гнал замысл обратно, И мысли доступна, И сердцу понятна Стремленья земного Была неудача, И наш он был снова, Рыдая и плача!

Сатана

Я вижу из сего, что путь его двойной, И сам он, кажется, двоится: Во сне он ваш, но наяву он мой — На этом я согласен помириться!

Духи

Высокой он душой на ложь ожесточен, Неверие его есть только плод обмана. Сгубить лишь на земле ты можешь дон Жуана, Но в небе будет он прощен!

Сатана

Тогда бы в небе толку было мало! Он сердится на ложь, – сердиться волен всяк, Но с правдой ложь срослась и к правде так пристала, Что отскоблить ее нельзя никак! А он скоблит сплеча, да уж едва ли Насквозь не проскоблил все истины скрижали Не верит на слово он никому ни в чем; Веков работу предприняв сначала, Он хочет все, что нам преданье завещало, Своим исследовать умом. Немножко щекотливо это! Я сам ведь враг авторитета, Но пообтерся меж людьми; Беда все отрицать! В иное надо верить, Не то пришлось бы, черт возьми, Мне самого себя похерить!