Донбасс
Шрифт:
— А все-таки?
— Чудак ты, Виктор! — пожал плечами Андрей. — Какая ж может быть у шахтера слава! Наша с тобой слава под землей ходит, ей на люди и выходить-то неудобно. Она ж чумазая, черная…
— Д-да… Конечно, какая это слава? — опять согласился Виктор. — Вот наши с тобой портреты который год висят, а где нас, кроме "Марии", знают?..
— Главное, чтоб совесть перед людьми была чистая, — назидательно сказал Андрей, — а слава — бог с ней!..
— Ну, а любовь?
— Любовь?..
— Ну, хотя бы любовь…
— Любовь… — задумчиво повторил Андрей. — Любовь — это да… Это, говорят, счастье…
— А ты откуда знаешь?..
— Так я ж сказал: говорят…
— Ой, Андрей! — лукаво засмеялся Виктор. — Подозреваю я, что ты влюблен.
— Я?! В кого?!
— А это тебе видней, в кого…
— Та, ей-богу ж, Виктор… Та провалиться мне на месте… — заволновался Андрей.
— Ладно, ладно! Выдавай свой секрет.
— Та какие ж у меня от тебя секреты?
— Черт тебя разберет. Ты хитрый!
— Я?!
— Ты.
— Я?! — Андрей чуть не заплакал от обиды. — Бессовестный ты! — сказал он дрожащим голосом. — Если ты на Веру намекаешь, так я ж тут при чем?
— А кто ж при чем? — посмеивался Виктор.
— Я ж ею ни капельки не интересуюсь…
— Развратный ты человек, Андрей! — смеясь, сказал Виктор. — Вскрутил девочке голову, а теперь — в кусты…
— Так когда же я ей вскрутил? — взмолился совсем расстроенный Андрей. — Я ж с нею и слова не сказал ни разу. И не целовались мы никогда…
— Ладно, ладно! — поддразнивал Виктор, зная, что попадает в больное место. Андрей нежданно-негаданно, себе на беду, покорил хрупкое сердечко Веры, дочери старика соседа. Он долго даже не подозревал об этом, а когда ему сказали ребята, вспыхнул, покраснел и разозлился на "кучерявую дуру", как он ее тут же назвал. Скромный и честный, он не мог не почувствовать, как легла теперь на его душу ответственность за эту чужую, не нужную ему любовь. И не знал, что делать.
— А вот я ее оттягаю за косы, — мрачно сказал он, — сразу вся дурь пройдет.
Они уже подходили к вокзалу.
— Где тебе! — смеясь, сказал Виктор. — Вот увидишь, она еще тебя на себе женит.
— Та ни в жизнь! — вскричал в ужасе Андрей и испуганно оглянулся.
— Женит, женит! Пойдем лучше, пока ты еще холост, в буфет, пива выпьем. А то потом жена не даст.
Они зашли в буфет и спросили пива. На вокзале было оживленно — ждали скорого Москва — Минеральные Воды.
— Поедем на Минеральные Воды, Андрей, а?..
— Нет. Я к морю хочу, — задумчиво отозвался тот, вытирая с губ пену.
— Ну, к морю так к морю. Все одно минеральные воды не полезны для шахтерских желудков. Я так считаю, а?..
Наконец пришел скорый. Ребята вышли на перрон. Поезд стоял здесь всего минуту. Они проводили его спокойным, чуть-чуть насмешливым взглядом, без тоски и зависти. В чем дело? Они и сами могли поехать на курорт в Минеральные Воды! Но Андрей хочет к морю.
Поезд прошел, оставив за собой облако пара и дыма, и перрон опустел. Только одна девушка, вероятно пассажирка скорого, осталась на перроне. Она стояла спиной к ребятам, стройная, молодая, в строгом черном костюмчике; пикейный беленький воротничок кокетливо высовывался из-под пиджачка.
— Э-э! — восхищенно прошептал Виктор. — Обратите внимание! — Он подмигнул приятелю и вдруг беглым шагом подошел к девушке. Андрей за ним.
— Поднесем, барышня? — крикнул на ходу Виктор, подражая носильщикам.
Девушка обернулась и радостно вскрикнула:
— Виктор!
Он остолбенел.
— Даша, ты? — не то удивленно, не то разочарованно произнес он. Так это только Даша, дочь дяди Прокопа! Но как она изменилась! Действительно, стала городской барышней, совсем киноактриса, красивая, стройная — и чужая. И все-таки это только Даша — девчонка, которую они когда-то чуть не оттаскали за косы в полутемном штреке.
А она стояла перед ними веселая, возбужденная, даже уши от волнения порозовели, и улыбалась обоим. Так всегда бывает, когда после долгой разлуки возвращаешься домой, к родным местам; первый встретившийся знакомый кажется тебе самым родным, самым близким человеком на земле.
— Какие вы оба здоровые стали, черти! — говорила она, тряся их руки.
— А ты? Совсем дама!
Они говорили теперь наперебой, почти не слушал друг друга. Только Андрей молчал, он вдруг оробел.
— Так ты на каникулы?
— Ой, так соскучилась!
— А мы и не думали, не гадали. И дядя Прокоп ничего…
— Я так соскучилась, так соскучилась…
— Ты б хоть телеграммой предупредила…
—. А зачем? Я взрослая! И потом, я думала — трамвай…
— Трамвай скоро пустят! — сказал вдруг низким басом Андрей и смутился. Он был совсем подавлен. Нет, это не Даша, какую некогда знал он смешной, чумазой девчонкой-лампоносом, с русыми тощими косичками. Теперь это барышня, студентка Горного института. Вот какой у нее крутой и высокий лоб! Андрею казалось, что никогда еще не видел он девушек с таким умным лбом. А глаза?! И глядит она смело, открыто, весело, прямо в лицо человеку, не то что та "кучерявая дура". Нет, никогда еще не встречал Андрей столь прелестной и столь недоступной девушки, как эта Даша. Он смотрел на нее исподлобья, украдкой, но уже не отрываясь. И сам на себя злился, что смотрит: "вот уставился, как баран на новые ворота", а не смотреть не мог. "Светик!" — вдруг вспомнил он, как звали ее шахтеры когда-то.
— Что ж мы стоим тут, як дурни на свадьбе? — спохватился Виктор. Он взял чемодан Даши и приподнял его: чемодан был нелегкий. — Ого! — сказал он. — Меньше як за трояк не понесу!
Он чувствовал себя с Дашей так же легко и свободно, как с любой рудничной девушкой. В конце концов это ведь только Даша, вот и носик у нее смешной, курносый, и веснушки, и волосы растрепались из-под берета, и вообще ничего особенного, просто милая, хорошенькая девочка, он и не таких видал!
— Ну, пошли, что ли! — громко сказал он. — По дороге чи навпростец?