Донбасс
Шрифт:
Даша остановилась.
— Ну, спасибо вам, ребятки, что помогли! — торопливо сказала она, протягивая обе руки своим кавалерам.
— Ну, что ты, что ты, пожалуйста! — галантно ответил Виктор и задержал Дашину руку в своей. — Когда ж мы увидимся теперь, Дашок?
— Увидимся.
— Нет, так нельзя! Ты свидание назначь. Как полагается…
— Хорошо. Послезавтра.
— Та ну? Где?! — обрадовался Виктор.
— В шахте.
— Э, нет! — засмеялся Виктор. — Моя любовь облаков требует! Ей под землей тесно… — И он легонько, но уверенно обнял девушку за талию. — Так как же, а?..
Даша проворно выскользнула из его рук и побежала к калитке. Но вдруг что-то вспомнила, остановилась.
— Получите! — сказала она, протягивая Виктору трехрублевку. — Сдачи не надо.
— Это что, зачем? — опешил тот.
— А как уславливались! До свиданья, ребята! — и, звонко расхохотавшись, скрылась за калиткой.
А Виктор так и остался с трехрублевкой в руке…
Впрочем, что касается Виктора, то на следующее утро он ни разу и не вспомнил о Даше. Правда, в забое он вообще редко думал о постороннем. Еще по дороге на шахту, в клети, даже в штреке он мог и шутить и балагурить с товарищами; тут он еще был тем бедовым Виктором, каким его все на шахте знали. В забое же он сразу становился другим. Сжатый воздух, с силой попав в его отбойный молоток, словно перетряхивал и самого Виктора. Он делался и суровее и старше.
— Дядя Виктор! Лес на месте, — докладывал ученик, щуплый, мечтательный Паша Степанчиков.
— Хорошо, — отрывисто бросал мастер. Цеплял лампочку за обапол. Оглядывался. — А воздух? — строго спрашивал он.
Он приступал к работе с такой жадностью, словно изголодался по ней, словно жизнь вне забоя была ненастоящей, зряшной, пустопорожней жизнью, а настоящая жизнь только тут, в уступе; вот он до нее, наконец, дорвался и теперь надо жадно хватать ее и пить, пить, пить досыта…
Резким движением присоединял он молоток к шлангу, нетерпеливо открывал кран воздушной магистрали, словно и воздух этот был нужен не молотку, а ему самому, словно ему без этого воздуха дышать нечем. Беспокойно ощупывал он пальцами резину шланга и чуял, как упругой походкой бежал воздух — точно горячая кровь по жилам, — как мгновенно густела и твердела под рукой резина, наливалась неукротимой силон… И вот вздрогнул, наконец, молоток, ожил, стал живым и нетерпеливым; он уже сам тащит Виктора за собой к углю, на битву. И вместе с ним, послушный его властному зову, врывается, разъярясь, шахтер в вековые недра — и рушит, и рушит, и рушит…
Отбойный молоток никогда не был для Виктора только орудием труда, простым инструментом, который кормит шахтера. Для Виктора его молоток был почти живым, почти человеческим существом, как конь для коногона, собака для охотника, лодка для рыбака.
Впервые Виктор увидел отбойный молоток пять лет назад. Тотчас же после возвращения на "Крутую Марию" Андрей торжественно, как на смотрины, привел его в уступ к дяде Прокопу. Андрей волновался — ему очень хотелось, чтоб молоток понравился товарищу.
— Можно вашу технику посмотреть, а, Прокоп Максимович? — попросил он, и забойщик охотно позволил: он любил показывать свою "технику". Сам он крепил сейчас.
Молоток лежал в сторонке. Прежде всего он показался Виктору нисколько не похожим на молоток — от обыкновенного молотка в нем действительно ничего не было, скорей был он похож на бур или даже на легкий пулемет. Он вообще больше казался оружием, чем инструментом. Виктор взял его в руки: молоток был тяжелый, куда тяжелей обушка, но это Виктору даже понравилось. Понравилось и то, что, несмотря на угольную пыль в забое, молоток был чист; Виктор погладил ладонью металл раз и другой — пальцам было приятно…
Вдруг молоток, как живой, подпрыгнул в его руках — это дядя Прокоп незаметно включил воздух, а Виктор как раз нажал на рукоятку, и его встряхнуло и затрясло…
— Что, выходит, конь-то мой с норовом, брыкается? — довольно засмеялся дядя Прокоп, видя, как вырывается отбойный молоток из рук Виктора. Парень еле удерживает его, но не сдается, еще сильнее жмет на рукоятку. — Ну, ничего, ничего! Коня всякого оседлать можно.
А у Виктора в самом деле было сейчас такое чувство, словно он держит под уздцы горячего жеребца, а тот рвется из рук и злобно фыркает. И захотелось железной рукой обуздать непокорного строптивца да вскочить на него и, дико гикнув, понестись, как ветер.
— Дядя Прокоп! — сказал Виктор, опуская молоток. — Возьмите меня в ученики. Ладно?
— В ученики? — удивился мастер. — Да ты ж, говорят, учиться не любишь. Гордый.
— Возьмите! — снова тихо попросил Виктор.
Так появился "университет" дяди Прокопа, сразу вызвавший много и разговоров и толков на шахте.
— Ты что ж, помесячно со своих студентов берешь али поурочно? — спросил Прокопа его тесть, ядовитый старичок Макар Васильевич, когда они семейно ужинали вечером под воскресенье.
Прокоп только добродушно засмеялся в ответ.
— Та невжели ж даром? — изумился тесть. — Ну и ну! Значит, за спасибо стараешься?
— Мне и спасиба не надо.
— И не жди! Молодежь, она, брат, на спасибо забывчивая. У тебя же выучился, да тебя ж и обгонит, да еще срамить будет…
— Ну и пусть обгоняет! — беспечно сказал Прокоп, вытряхивая трубку. — Мой ли уголек, его ли — он ведь в одну топку идет! Так, что ли, тестюшка?
Хуже было то, что заниматься со своими "студентами" дядя Прокоп мог только урывками, невзначай — работали в разных уступах. Но тут в дело вмешался секретарь партийной организации шахты Ворожцов. В те поры на "Крутую Марию" чуть не ежедневно прибывала новая техника. То компрессор, то партия новеньких отбойных молотков, то электровоз. Одна за другой переходили на механизированную добычу угля лавы "Крутой Марии". До зарезу требовались забойщики, владеющие отбойными молотками. Их не было. Надо было срочно подготовить. И по совету Ворожцова дядю Прокопа временно назначили инструктором: ему дали пятерых ребят в науку, среди них и Виктора и Андрея. Днем они проходили практику в забое, под руководством дяди Прокопа, вечером — теорию, на курсах, которые тоже были организованы по совету Ворожцова. Тут изучали материальную часть молотка, правила ухода за механизмами, общие основы горного дела — в общем то, что скоро стали называть техминимумом горняка.
Как и Андрей, Виктор исправно посещал курсы, но куда с большей охотой проходил "практику" у дяди Прокопа. Ему хотелось поскорее овладеть отбойным молотком и стать самостоятельным забойщиком. Сперва не ладилось, но теперь не от недостатка усердия, а скорее от избытка его, от нетерпения. Что было силы наваливался он всем телом на молоток, загонял пику под самую пружину, стараясь поглубже впиться в пласт, чтоб сразу отвалить глыбищу угля и удивить инструктора; но глыба не отваливалась, а пика ломалась или увязала так, что Виктор еле вытаскивал ее.
А дядя Прокоп смотрел и посмеивался.
— Жадничаешь? Животом хочешь взять? А технику, брат, животом не возьмешь. Ее умом надо.
Виктору он ничего не прощал.
— Что это у тебя молоток сегодня хворый, еле дышит? — насмешливо спрашивал он, бывало. — Заболел, что ли?..
— Думаю, воздуху маловато.
— А-а! Вот оно что!.. А у тебя, значит, все в исправности?..
— Все… — отвечал Виктор, но нерешительно, осторожно.
— А ну, дай сюда молоток! Посмотрим. Та-ак… Пика болтается. И футорка, видишь, грязная. Не любишь ты, брат, свою технику!