Донбасс
Шрифт:
— Эх! — сказал он потягиваясь. — А я разошелся только…
Он работал не так споро, как Виктор, но и ему было тесно в уступе, и он легко давал полторы-две нормы, упирался в "край" и кончал работу задолго до гудка.
— На-гора поедем, что ли? — нерешительно спросил он и стал собирать инструмент. У него была такая же сумка, как и у Виктора. Вера сшила и подарила обоим. Укладывая инструмент в сумку, Андрей всякий раз вспоминал Веру и всегда с досадой. "И чего только пристает, ей-богу? Я-то тут при чем?" Но сумку не выбрасывал.
— Так
— Можно и на-гора… — не сразу ответил Виктор. — Слушай, Андрей, — вдруг сказал он, — а ты б мог один всю лаву согнать за смену?
— Один? — удивился Андрей. — Та нет, конечно, не смог бы.
— Нет, ты стой! Ты подожди!.. Ну, а если б, скажем, лес заранее доставить, разложить по уступам, воздуху вдоволь, все приготовить, тогда как, управился бы?..
Андрей подумал немного.
— Не! — покачал головой. — Вряд ли! — Он засмеялся. — Ох, и фантазер ты, Витька!.. — И уже обычным тоном спросил: — Десятника будем ждать или нет?..
Но десятник Макивчук сам пришел в эту минуту.
— Уже кончили? — удивился он, как удивлялся каждый день. И это удивление, и подобострастная его улыбка, и шуточки — все было фальшивым, как и сам Макивчук, темный человек.
Он стал замерять выработанное.
— Орлы, ну чисто орлы! — воскликнул он, записывая итог в свою клеенчатую книжечку. — И куда вы только деньги деваете, хлопцы? Вроде и не пьете?
— Ты б, чем наши деньги считать, лучше б уступ дал подлиннее, — сердито сказал Виктор. — Видишь: ходу нам нет!..
— Так вам только дай ход, в госбанке червонцев для вас не напасешься, — отшутился десятник. — Та невжели вам и так денег мало?
— Деньги, деньги… — пробурчал Виктор. — Копеечная твоя душа… Неужели только деньги и главное?..
— А як же! — на этот раз искренно удивился Макивчук. — Деньги — все!
Он вопросительно посмотрел на ребят и вздохнул. Уже давно хотел он предложить им "комбинацию": он бы приписывал им добычу, а деньги делились бы. Хлопцы — ударники, лишняя тонна никого не удивит. Но он все не решался. "Они ж, черти, партийные. Завзятые. Еще донесут!" Он опять вздохнул и молча уполз из уступа.
Виктор посмотрел ему вслед.
— Деньги! — с горечью сказал он и даже сплюнул. — Вот так станешь за шахту душой болеть, а такие скажут: "за длинным рублем гонишься".
— Так он же петлюровец, чего ты хочешь?
— А чего таких в шахтах держат? Разве ж им в шахте место?..
Они спустились в штрек и тут встретились с Прокопом Максимовичем, начальником участка.
— А-а! — радостно приветствовал их старик. — Уже управились? Вот молодцы!.. Кабы все такие, как вы, шахтеры были б, ого-го! Куда там!.. А то и такие есть, что и норму не выполняют.
— А вы таких гоните к черту! — сказал Виктор. — А нам с Андреем по два уступа дайте. Мы управимся.
— Да… да… Я и то думаю… Вы ж у нас моторные! — он ласково глядел на бравых хлопцев. — А давно ль, как слепые котята, тыкались в шахте? Говорят, ты, Виктор, и в бане
— Верно! У меня, дядя Прокоп, руки длинные…
— Ишь ты! — удивился старик.
— Так дадите по два уступа?
— А может, вас на проходку поставить? Штрек у меня как раз отстает. Совсем меня этот штрек замучил.
— Та мы ж не проходчики! Вы нам в забое простор дайте!
— Им, видите, больше всех надо, — ехидно сказал подошедший Макивчук. — Жадный народ! И чего только жадничают, удивительно!
— А мы не конешники! — гордо ответил Виктор. — И жадность наша твоему понятию недоступная.
— Ишь ты! — фыркнул десятник.
— А вот именно!
"Конешниками" в дни карточной системы на "Крутой Марии" прозвали лодырей, которые вырубали не больше "коня" — одну крепь. Им и не надо было больше: выход на работу все равно записывали, а стало быть, и продовольственные карточки выдавали, как рабочим. А много ль нужно было денег, чтоб выкупить паек? Потом, когда открылись на шахте коммерческие магазины, "конешники" чуть оживились. Стали рубать угля побольше, приговаривая при этом: эх, а это на пол-литра, а это на колбасу! Но Виктор и в те поры рубал уголь не за паек и не ради денег.
— Жадность! — пробурчал он, привычно шагая во тьме. — Вот как некоторые понимают ударников…
— А ко мне дочь приехала! — неожиданно сказал дядя Прокоп. — Да, как же! Даша.
— Так мы же ее уже видели! — вырвалось у Андрея.
— А? Ну, да, да… Она говорила. Вы б зашли к нам, ребята, вечерком, а? — пригласил Прокоп Максимович. — Все ж таки из Москвы. Студентка!
— Ладно, — небрежно отозвался Виктор, — как-нибудь зайдем…
Они простились со стариком и поехали на-гора. В бане действительно было еще пусто…
Вечером Андрей, словно невзначай, спросил товарища:
— Так что… к дяде Прокопу пойдем? — он не посмел сказать: к Даше.
— Нет, ну ее к черту! — сказал Виктор. — Она ломака…
— Отчего ж это ломака? — обиделся Андрей.
— А так… Воображения у нее много. Я таких терпеть не могу! Я не люблю, чтоб девка мною командовала. Я, брат, сам командовать люблю.
— Зачем? — тихо спросил Андрей.
— Что зачем! — поразился Виктор. — А так! Раз ты девка — будь девкой. А парень — парнем. Я так понимаю. Я покорных девок люблю, тихих, смирных. А ты?
— Не знаю… — не сразу ответил Андрей.
Но к дяде Прокопу в этот вечер они не пошли.
Они остались в общежитии. Лежали на койках. Скучали. Даже Вере обрадовались, когда она пришла. Она сначала робко постучалась, потом заглянула в комнату.
— Я на минутку! — сразу же сказала она, вся пламенея от смущения. — Вы не спите? Извините, пожалуйста. Товарищ Нещеретный велел напомнить, что завтра производственное совещание… — Бедняжке было все трудней и трудней придумывать новые поводы для посещений.