Донкихоты Вселенной
Шрифт:
И покорные папийцы св. Двора тряслись от одной мысли, что схваченные их сестры, якобы ведьмы, или братья, будто бы колдуны, увещеваются. Испуганные прелаты из кожи лезли, стараясь показать свою ycepдную беспринципность.
Не миновал такой заботы Великопастыря о преданности ему и Кашоний, которому расправой с Надежанной надлежало доказать, как он служит папийскому престолу.
А Наместник всевышнего на Землии все более и более зверел.
Узнав от гонца о приговоре Деве-воительнице, он не проявил к ней никакого участия, подумав лишь о прилежании
Часть третья
ЧУЖОЙ МИР
...Убеждение может быть достаточно сильным, чтобы заставить людей отстаивать его даже ценой жизни.
М. Монтень.
Глава первая
СВЯТАЯ ВЕДЬМА
Падающая звезда никого не удивит, взлетающая - вызовет восторг и поклонение.
Теофрит.
Нарядная, украшенная коврами и дорогой мебелью спальня примыкала к круглому залу королевской башни замка точно так же, как и голая каменная спальня обреченных королей в соседней тюремной башне, где томилась Надежанна. Только роскошные балдахины над королевским ложем и там и тут были совершенно одинаковыми.
Король Кардий VII, в золоченом камзоле, в ботфортах с торчащими вверх шпорами лежал поперек постели, лицом вниз, заткнув уши, а над ним стояла недавно повенчанная с ним супруга и убеждала:
– О мой возлюбленный король! Как можете вы предаваться унынию, когда начинаете свое царствование с освобождения страны от иноземцев-захватчиков? Притом так по-добриянски победив завоевателей, не пролив крови своих подданных, более того: найдя дружбу у былых противников. Слава будет сопутствовать вам.
Король резко повернулся и сел, смотря на королеву взглядом загнанного зверя.
– О чьей славе может идти речь, моя дорогая? О славе той, которую отправят сейчас на костер? Не вы ли удерживали меня от обращения к Великопастырю всех времен и народов папию И Скалию, чтобы он, признав заслуги ее, даровал ей помилование?
– Полно, возлюбленный мой король!
– возразила королева Лилия.
– О каком помиловании может идти речь, если ваш маршал Надежанна стояла в строю рядом с вероотступником Мартием Лютым, отлученным И Скалием, Наместником всевышнего на Землии, от церкви святой твердой, как скала, веры? Великий папий никогда бы не простил такой вольности даже френдляндскому королю.
Кардий VII вскочил и, заламывая руки, забегал по узкой спальне.
– Все вы, все вы против меня!
– почти истерически воскликнул он.
– Как ни просите, как ни требуйте, но я не пойду смотреть на казнь!
Королева презрительно усмехнулась.
А разъяренный король подошел к ней лицом к лицу и прошипел:
– Вы не понимаете, что будущие враги мои, а они найдутся, не простят мне, что я коронован сожженной на костре ведьмой!
– Если у папия есть костер - у короля есть эшафот, - невозмутимо ответила королева.
– Положитесь на меня.
Герцог Ноэльский с франтовато подстриженной бородкой и лихо закрученными усами, в парадной одежде, украшенной
Почему-то это напомнило герцогу эшафот, где на его родине слишком часто оказывались вчера еще могущественные люди. И он поморщился.
Лицо его прояснилось, на нем даже возникли признаки довольства, когда на площади появилась долговязая фигура в серебряных латах. С помощью своего низкорослого помощника рыцарь тащил тяжелый, гладко обструганный столб, который станет последним земным прибежищем "колдуньи".
Вокруг деревянной площадки, предназначенной для ног осужденной, важно расхаживал тучный низколобый здоровяк, до глаз заросший непроглядной бородой. Богато одетый, он тем не менее держал в руках палку с кистью, которую опускал в ведро с дегтем, очерчивая вокруг площадки, куда сложат подвозимые дрова и хворост, контуры будущего костра. Он распугивал своими движениями стайки воробьев, слетающихся на свежий конский навоз.
Герцог презрительно улыбнулся, смотря на палача, который вскоре скроет свое щегольское одеяние под красным балахоном, а заросшее лицо под такого же цвета капюшоном с прорезями для глаз, представ перед осужденной Гарантом Полного Успокоения, как напыщенно именовались в СС увещевания люди его позорной, но внушавшей всем страх профессии.
Краем глаза герцог заметил наблюдающую за ним украдкой королеву. Он тотчас отошел от окна и рассыпался в любезностях перед женой "царственного брата", своей названой "сестрой".
– Вы правы, несомненно правы, герцог, - читая его мысли между ничего не значащих слов, сказала королева.
– Он жалок, этот длинный бродяга в латах. Право, отчего бы вам не взять его к себе ко двору в качестве шута?
– Шута?
– изумился герцог.
– Ну конечно! Он так смешон. Будет вызывать вас на поединки! Полюбуйтесь сами.
Герцог, мельком взглянув в окно, учтиво улыбнулся.
Как бы ему самому не выглядеть шутом перед этой опасной интриганкой, подумал он и произнес:
– Ваш острый ум, ваше всевластие, убеждает меня в нашем несомненном родстве.
– Еще бы!
– усмехнулась королева Лилия, недавняя девица де Триель.
– У короля слабые нервы, я предвижу, что мне не раз придется заменять его, как сегодня, хотя это будет для меня так же тяжело, как и для вас: ведь она наша близкая родственница.
– Святая скалийская церковь учит смирению и стойкости, - благоговейно склонившись, проговорил герцог и добавил вполголоса: - Конечно, жаль, прискорбно жаль, что наш брат коронован колдуньей.
С удовлетворением заметил герцог, как сверкнули глаза королевы Лилии.
"Ничего! Пусть помнит о своей роли и скромном происхождении", подумал он. Она же, прищурясь, вспомнила о своем обещании королю.
Придворные дамы и вельможи издали наблюдали за несомненно важной беседой двух представителей дружественных теперь корон.