Донкихоты Вселенной
Шрифт:
А как же тайна нуля? Уточненная формула Лоренца с "коэффициентом любви"? Это же какая-то новая теория, которую она открыла? А Никита, вернувшись через тысячу лет, даже не сможет найти водохранилища, где она утонула!
Собравшись с последними силами, превозмогая боль от ушибов при падении, Надя вынырнула, глотнула еще раз воздух, поняв, что сейчас уйдет в воду навеки... и вдруг увидела протянутую ей сверху чью-то руку.
На гибкой лестнице, спущенной с неведомо как оказавшегося здесь взлетолета, к ней наклонилась фигура элегантного человека со светлыми
Бурунов?! Откуда?
Надя хотела было, как и в прошлый раз, отрицательно замотать головой, но... Никиты Вязова не было рядом, и она непроизвольно воспользовалась протянутой ей рукой.
Константин Петрович Бурунов помог ей ухватиться за ступеньки гибкой лестницы, придерживая ее за мокрые плечи руками, а сам акробатически держась за верхние ступеньки ногами, кудри его при этом нелепо свешивались вниз.
Потом спасатели взлетолета включили механизм, втягивающий лестницу вместе с уцепившимися за нее людьми.
Сразу несколько рук помогли Наде забраться в кабину, где она в бессилье упала на пол.
Казалось невероятным, что она незадолго до того летела над землей, размышляя о высоких абстракциях.
Надя не знала, откуда взялся профессор Бурунов, но это был именно тот человек, который мог понять ее. И, застонав, она произнесла:
– Константин Петрович! Я открыла тайну нуля.
– О чем вы говорите, милая Надя? Сейчас вам надлежит находиться в покое.
– Я нашла "коэффициент любви".
– Вы явно бредите, дорогая. Постарайтесь забыться.
– Нет, это не бред! Скорее выслушайте меня. Надо задержать рейс звездолета.
– Поверьте, Надя. Легче остановить Луну.
– Ну вот!
– рассердилась Надя.
– На этот раз бредите уже вы, а не я!
– Еще раз умоляю вас, постарайтесь забыться, - говорил Бурунов, давая Наде понюхать из протянутого ему одним из спасателей флакончика.
Надя почувствовала, что все плывет перед ее глазами.
– Куда доставим?
– спросил командир спасателей.
– Я думаю, что потребуется помощь транквилизаторов. Ее приступ начался еще перед прыжком с университетского балкона.
– Тогда - "приют спокойствия", - произнес командир спасателей.
– Я не хочу, не хочу "приют спокойствия"!
– закричала, как ей показалось, Надя, а на самом деле прошептала.
Бурунов ласково погладил ее по мокрой, отливающей темной медью голове.
– Успокойтесь, милая Надя. Как только я узнал в университете о вашем неосторожном прыжке с балкона, я вызвал взлетолет спасателей, дежуривший около метромоста, и мы полетели за вами. Нам удалось увидеть вас, когда вы, кружась, набирали высоту, пользуясь восходящим потоком воздуха. Потом мы не упускали вас из виду, летя, правда, в отдалении. К счастью, нам удалось вовремя прийти вам на помощь. Этот ветер мог наделать бед! Вы скоро вернетесь к своему дедушке, Виталию Григорьевичу, который уже все знает, поскольку я с ним связался по браслету личной связи.
– Нет, дедушка еще не все знает! Вы с ним первыми должны узнать и о "тайне нуля", и о "коэффициенте любви".
–
– воскликнул Бурунов.
– Какое несчастье!
– Это вовсе не бред! Не смейте так говорить! Это отношение массы комара и земного шара.
– Какой ужас!
– в отчаянии воскликнул Бурунов.
– Какой-то комар и земной шар!
– И уже другим голосом добавил: - Мы с Кассиопеей завтра же навестим вас в "приюте спокойствия". Вы проведете там день-два. У современных психиатров есть удивительные средства. Подождите до завтра.
– Завтра может быть уже поздно! Звездолет готовится к старту! А его надо задержать! Я говорю вам об этом, а вы как будто не слышите. Надо сообщить всем о "тайне нуля".
Бурунов принялся говорить ничего не значащие успокаивающие слова, а взлетолет тем временем опустился на лесной полянке. А со стороны белого дома с колоннами спешили люди в белых халатах.
Надя в ужасе смотрела на них, когда они подкатили к взлетолету носилки-каталку. Потом осторожно переложили ее на них. При этом боль во всем теле ощутилась с новой силой.
Бурунов шел рядом с катящимися носилками вместе с седоусым врачом, встречавшим пациентку.
– Я требую, я настаиваю, чтобы меня выслушали, - твердила Надя.
– Я полагаю, профессор, что для успокоения пациентки надо ее выслушать, - обратился к Бурунову врач.
– Я это сделаю, непременно сделаю! Я на все для нее готов, - говорил Бурунов.
И он сдержал свое слово, когда спустя некоторое время сидел в изголовье кровати, куда уложили переодетую уже Надю, окруженную заботой сестры здоровья, бесшумно вышедшей из палаты.
Бурунов терпеливо слушал сбивчивый рассказ Нади о том, как она, летя в высоте, придумала ввести в формулу Лоренца под ее корень квадратный отношение масс улетевшего и оставшегося тел. Отношение это равно нулю, поскольку в знаменателе стоит бесконечная масса Вселенной. Поэтому результат формулы не изменится. Однако переменить местами массы улетевшего и остающегося тел, то есть произвольно считать одно из них неподвижным, невозможно, ибо выражение станет мнимым.
Бурунов все прекрасно понял. Теория абсолютности академика Зернова, с которой его ученик Бурунов связал всю свою научную деятельность, действительно может оказаться под ударом, если всерьез отнестись к этому "математическому бреду". И он решил, что обнародование этих мыслей, кроме вреда, ничего не принесет. Вместе с тем надо было успокоить Надю, по возможности направить ее мысли по другому руслу. И он стал убеждать ее:
– Я в восторге, Надя, от сделанного вами открытия, я не боюсь произнести это слово, выражающее прежде всего мое восхищение вами.
– Я вам верю, Константин Петрович, - обрадовалась Надя.
– Я так надеялась на вас. Вот, оказывается, вы не только спасли мою жизнь, вытащив меня из воды, но и спасаете нечто более важное, чем моя жизнь, - научное обоснование для остановки вылета звездолета. Вы истинный ученый, Константин Петрович, вы сделаете вывод, что теория абсолютности опровергается моим, как вы сказали, открытием.