Дорога доблести
Шрифт:
Табличка на дверях гласила на английском и французском языках: "Доктор Бальзамо. Прием по договоренности". Имя показалось мне знакомым и с какой-то примесью фальши, но я не стал вспоминать, откуда его знаю. Я толкнул дверь.
Приемная была обставлена так, как любят обставлять свои конторы пожилые французские стряпчие или новомодные проходимцы. За письменным столом восседало нечто, похожее на гнома с насмешливой улыбкой, жесткими глазами, необычайно розовым лицом и лысиной и с неопрятной седой бахромой за ушами. Он пристально
– Привет! Так это ты и есть герой?
– Внезапно гном выхватил револьвер, длиной чуть ли не в половину собственного роста и наверняка такой же тяжелый, и направил его на меня. Сквозь дуло вполне мог бы проехать целый "фольксваген".
– Да не герой я!
– мрачно буркнул я в ответ.
– Я трус. И пришел сюда, чтобы выяснить, кто занимается этими дурацкими шуточками.
– Тут я скользнул в сторону, отбил в бок страшенную пушку, ударил гнома по запястью и отнял у него револьвер. После чего вручил его обратно: - Не надо играть с такими игрушками, иначе мне придется забрать его насовсем. Я тороплюсь. Это вы Бальзамо? Вы дали объявление?
– Тихо, тихо, тихо!
– произнес гном, вовсе не казавшийся рассерженным.
– Ишь какой порывистый юноша! Нет, доктор Бальзамо - там!
– И он повел бровями в сторону двух дверей в левой стене, потом нажал кнопку на столе (в комнате это была единственная вещь моложе Наполеона).
– Иди. Она ждет.
– Она? А в какую дверь?
– Ах, трудно догадаться, где леди, а где тигр? Да какое это имеет значение? Особенно в далекой перспективе? Герой выберет правильно, трус же ошибется, будучи уверен, что я совру. Allez-y! Vite, vite! Schnell!‹Иди же! Скорей, скорей! (фр.) Торопись! (нем.)›. Твой выход, Мак!
Я хмыкнул и рванул правую дверь.
Доктор стояла спиной ко мне возле какого-то прибора у дальней стены. На ней был один из тех белых, застегнутых до самой шеи халатов, которые так любят медики. Слева от меня находился хирургический стол для осмотров, справа - очень современная шведская кушетка. Были там еще шкафы из нержавейки и стекла, а на стенах дипломы в рамках. Комната выглядела так же современно, как не современно - приемная.
Когда я закрыл дверь, она обернулась, взглянула на меня и тихо сказала:
– Я очень рада, что ты пришел.
– Потом улыбнулась, чуть слышно прошептала: - Ты прекрасен!
– и оказалась в моих объятиях.
4
Минуту и сорок секунд плюс несколько столетий спустя доктор Бальзамо-Елена Прекрасная оторвала свои губы от моих, отвела их на расстояние дюйма и шепнула:
– Отпусти меня, разденься и ляг на стол для осмотра.
Я чувствовал себя так, будто проспал часов девять, принял душ Шарко и сделал несколько глотков холодного, как лед, аквавита на голодный желудок. Все, что было угодно ей, было желанно и для меня. Но ситуация требовала особо остроумной реплики, так что я открыл рот:
– А?
– Ну, пожалуйста! Я знаю, что ты - тот, кто нужен, но тем не менее должна осмотреть тебя.
– Ну… ладно… - согласился я.
– Тут ты командуешь, - и начал расстегивать рубашку.
– А ты, действительно, доктор медицины?
– Да, это тоже, среди прочих профессий.
– Но зачем тебе нужно осматривать меня?
– спросил я, сбрасывая туфли.
– Хотя бы из-за ведьминых меток. Их, конечно, нет, я знаю. Но нужно выяснить и много других показателей. Чтобы защитить тебя.
Стол был очень холодный. И почему не делают теплых подкладок?
– Тебя зовут Бальзамо?
– Это одно из моих имен, - ответила она рассеянно, нежно трогая меня пальцами то тут, то там.
– Это семейное имя.
– Обожди-ка! Граф Калиостро?
– Это один из моих дядюшек. Да, он носил это имя. Хотя, вообще-то говоря, оно ему принадлежало не более, чем имя Бальзамо. Дядя Жозеф был плохой человек и довольно большой лгун.
– Она дотронулась до старого маленького шрама: - Тебе вырезали аппендикс?
– Да.
– Отлично. Покажи-ка свои зубы.
Я широко раскрыл рот. Возможно, лицо у меня и подгуляло, но зубы вполне годятся для рекламы "Пепсодента".
– Следы флюорита. Ладно, а теперь мне надо взять у тебя кровь для анализа.
Она могла бы, если б захотела, прокусить мне прямо вену на шее, и я бы не только не удивился, а вернее всего попросту ничего не заметил бы. Однако она сделала все как обычно, взяв у меня 10 миллилитров из вены на сгибе локтя. Отлила немного в пробирку и поместила ее в аппарат, стоявший у стены. Тот заурчал и защелкал, а она вернулась ко мне.
– Послушай, принцесса, - начал я.
– Я не принцесса.
– Но я же не знаю, как тебя зовут, ты намекнула, что твоя фамилия вовсе не Бальзамо, а доктором я тебя звать не хочу.
– Я и в самом деле не хотел звать ее доктором - эту самую очаровательную женщину, которую когда-либо видел, не хотел, особенно после того поцелуя, который стер память о других поцелуях, сколько бы их ни было раньше. Вот уж нет!
Она подумала.
– У меня много имен… а как бы ты хотел меня звать?
– А одно из этих имен, случаем, не Елена?
Ее улыбка была как скользящий солнечный зайчик, и я увидел, как от улыбки у нее появляются ямочки на щеках. Выглядела она лет на шестнадцать, совсем девушка, надевшая свое первое бальное платье.
– Ты очень галантен. Нет, она мне даже не родственница. Это было так давно, так давно.
– Она повернулась ко мне: - Хочешь, зови меня Иштар‹Богиня из ассиро-вавилонского пантеона богов.›.
– Это одно из твоих имен?
– Пожалуй, только надо сделать скидку на транскрипцию и акцент. Можно, и это будет очень близко, звать меня Астар или Эстер, или даже Эстрелитта.