Дорога домой
Шрифт:
Детскую? — спросил он с некоторым удивлением. — Я полагал, что до этого еще далеко. Все, что я могу себе представить, это маленький человечек размером с голого кролика, завернутый в одеяло. Он будет лежать там, куда его положат, и не будет занимать много места. Зачем такой малявке нужна целая комната?
Она усмехнулась в темноте.
Потому что иначе вся квартира будет завалена мелочами, необходимыми, чтобы ухаживать за малышом. И как ты думаешь, где он будет спать?
Вопрос его сильно удивил. Он засмеялся, и его смех отозвался в ее ухе странным гулом
С нами, я полагаю. На той руке, что не будет занята тобой. Я мог бы сказать, что
Она хихикнула, и он снова рассмеялся. Ощущая самое большое удовольствие за всю свою жизнь, она еще теснее прижалась к нему.
Я считала, что ты хочешь мальчика. И сегодня весь день представляла себе, как ты учишь его играть в бейсбол.
Своим боком она почувствовала, как Саксон напрягся, все его тело словно окаменело.
Да не особенно, — наконец натянуто сказал он. — Я бы предпочел девочку.
Удивленная, она притихла, не зная, что в ее вопросе расстроило его. Некоторое время он молчал, и она уже начала соскальзывать в сон. Но вся сонливость исчезла, когда он спокойно добавил:
Если будет девочка, может, ты будешь любить ее больше.
Глава 6
А что насчет твоей семьи? — осторожно, словно ступая на зыбкую почву, спросил он на следующее утро. В его представлении, семья — это то, что бывает у других, и, исходя из того, что он видел в приемных семьях, нечто не очень приятное. Но он хотел больше знать об Анне, хотел выведать о ней все, что только можно, на тот случай, если однажды, придя домой, обнаружит, что она исчезла. — Ты рассказала им о том, что ждешь ребенка, или что-нибудь обо мне?
Семьи у меня нет, — небрежно бросила она, заливая хлопья снятым молоком.
Он немедленно насторожился.
Вообще нет? Ты сирота? — Он перевидал множество сирот, печальных и запуганных детей, мир которых рухнул, и они не знали, что им делать. Возможно его ситуация, как ни ужасна она была, оказалась бы для них предпочтительнее. По крайней мере, он не терял того, кого любил. Его мать не умерла, она просто выкинула его в отбросы. Вероятно, она и его отец, все еще где-то живут, хотя он искренне сомневался, что они вместе. В лучшем случае, он оказался результатом короткой связи, в худшем — случайного перепихона.
Да, но я никогда не была в приюте. Моя мама умерла, когда мне было девять, Отец заявил, что не может заботиться обо мне должным образом, и отослал меня к своей сестре по отцу. По правде говоря, он просто не хотел ответственности. Как говорила моя тетя, он всегда был безответственным, никогда подолгу не задерживался ни на одной работе, просаживал все деньги в барах и волочился за женщинами. Он погиб в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать.
А твоя тетя? — спросил он, вспомнив «Нет», указанное ею в информации о ближайших родственниках. — Ты с ней видишься?
Нет. Она скончалась примерно за год до того, как я начала работать у тебя, но, сомневаюсь, чтобы, в любом случае, я когда-нибудь захотела увидеть ее снова. Наши отношения были не слишком теплыми. У них с дядей Сидом было семеро собственных детей. Я была нежеланным нахлебником, тем более, что они с папой никогда не жили вместе. Тетя Кора была вечно недовольна жизнью и выглядела так, словно позировала для картины «Американская готика» [1] , с осуждающим лицом, сморщенным как чернослив. Денег всегда не хватало, и, естественно, она старалась прежде всего обеспечить собственных детей.
1
— "American Gothic" "Американская готика" Картина художника Г. Вуда [Wood, Grant] (1930), одно из наиболее известных в мире произведений американского изобразительного искусства. На холсте изображена чета фермеров: пожилой лысоватый мужчина с вилами в руке и более молодая женщина-блондинка в переднике, стоящие на фоне фермерского дома с окном готической формы. Является своего рода символом Среднего Запада [Midwest], консерватизма и традиционных американских ценностей. Экспонируется в Чикагском художественном институте [Art Institute of Chicago]. Полотно послужило источником множества пародий, рекламных сюжетов: вместо фермеров на картине может изображаться семья президента США [First Family] и т. д. (прим. перев.)
Его разобрал гнев, когда он представил ее, тоненькую, потерянную маленькую девочку, с большими медовыми глазами, всегда державшуюся в сторонке, как часто было и с ним, девочку, которая так и не обрела семью. Для него то время это было лучшим за все его детство, но такое обращение с Анной приводило его в ярость.
А что кузены? Ты видишься с ними или переписываешься?
Нет, мы никогда не были близки. Мы прожили так же, как большинство детей, сведенных вместе, но у нас было мало общего. Все они рано или поздно поуезжали с фермы, и я не знаю, где они сейчас. Думаю, я могла бы найти их, если бы захотела, но не вижу в этом смысла.
Почему-то он никогда не мог представить, что Анна совсем одна в этом мире, или то, что в их прошлом есть нечто общее. Его потрясло осознание того, что она, пусть и по-другому, но тоже была лишена заботы. Правда, ее никогда не били, и, возможно, поэтому могла тянуться к кому-то, могла выражать свою любовь. С тех пор, как он себя помнил, он научился ничего не ждать, не надеяться и ни с кем не сближаться, потому что это могло заставить его раскрыться и позволить другим причинить ему боль. Он был рад, что Анне не знала такой жизни.
И даже в этом случае, для нее, наверное, было не так-то легко сказать ему, что она его любит. Замкнулась ли она в себе, когда он отверг ее? Именно это он и натворил, напуганный и отшвырнувший ее любовь. Следующим утром он страшно боялся, что она и на дух не будет его выносить после того, каким образом он ее покинул. Но она приняла его обратно, и благодаренье Богу, любила не только его, но, похоже, и его ребенка. Иногда это казалось совершенно невозможным.
А что с той приемной семьей, в которой ты в конце концов остался? Ты им звонишь или навещаешь?
Нет. Я не видел их с тех пор, как закончил среднюю школу, собрал свои вещи, и уехал. Но они и не ждали, что я буду поддерживать с ними отношения. Я поблагодарил их и попрощался, и, полагаю, этого достаточно.
Как их звали?
Эммелина и Гарольд Брэдли. В общем-то, они были хорошими людьми. И они оба старались, особенно Гарольд, но, увы, не существовало способа, которым они могли бы превратить меня в их умершего сына. Это всегда читалось в их глазах. Я был не Кенни. Казалось, Эммелина постоянно досадовала на то, что ее сын умер, а я все еще жив. Они старались не касаться меня, если этого можно было избежать. Они заботились обо мне, дали мне угол, где я мог оставаться, одежду, еду, но не выказывали никакой привязанности. Когда я уехал, они облегченно вздохнули.