Дорога из трупов
Шрифт:
Нельзя сказать, что хлип-хлоп сделал тролля лучше.
«Лучше» – слишком неопределенное слово. Для троллей, например, лучший = сильнейший. Для эльфов – лучше всех выглядящий, для гномов – способный выпить больше всех.
Утонувший-во-Мху-по-Задницу не стал сильнее, он просто сделался немного другим.
– Что происходит? – переспросил он. – Клевый сейшен. Отрываемся по хлип-хлопу, чувак.
Гном, ожидавший чего угодно, и в первую очередь – удара по голове, замер с открытым ртом. Глаза его стали круглыми, словно у совы, а топор со звяканьем
– Клеевой посев? – предположил он, пытаясь втиснуть услышанное в знакомые слова. – И почему я чудак?
Тролль вздохнул и ощутил не злобу, не желание наступить на это мелкое бородатое недоразумение, а чувство собственного превосходства, несколько сдобренное жалостью.
– Йо, – сказал он. – Да ты ничего не понимаешь. Давай, заходи сюда, потусуешься немного с нами и убежишь отсюда с полными штанами… Ритм проникнет в твое сердце, и ты тоже клевым станешь перцем… Йо!
Гном по имени Разбитая Миска настолько удивился, что позволил повести себя между тролльими тушами туда, где один из обитателей Каменного Зада растопыривал пальцы и рассказывал миру о том, какие существуют на свете продукты питания. Пару минут Разбитая Миска слушал с удивлением, а потом в голове у него что-то щелкнуло. Там запрыгало эхо, словно в огромной пещере, рассыпая по извилинам бесчисленные «Йо!».
Хлип-хлоп, не знающий границ и расовых различий, нашел еще одну жертву.
Через некоторое время гном, целый и невредимый (чудо номер один), выбрался из толпы троллей и, забыв про топор (чудо номер два), помчался к сородичам, пыхтя что-то ритмичное.
Пара минут была потрачена на переговоры, а затем все гномы, спрятав оружие, чтобы это ни в коем случае не выглядело нападением, неторопливо двинулись в сторону троллей.
Остальные «группы поддержки» с удивлением наблюдали за происходящим.
– Что у них там такое? – пробормотал Араэль. – Они должны драться, а не дерутся.
– Надо сходить на разведку, – предложил парикмахер Долголетэль, от скуки чуть не начавший стричь себя.
– Вот ты и иди, – послышалось с нескольких сторон.
К удивлению сородичей, парикмахер гордо выпрямился, изящным жестом откинул со лба прядь волос и изрек:
– Я прокрадусь так, что никто не заметит!
Он воинственно взмахнул ножницами, припал к земле и пополз туда, где тролли продолжали скакать, будто серые, непомерно разжиревшие кузнечики. Не заметить его было так же трудно, как восход солнца.
В рядах «Чистого Города» наблюдались разброд и шатание.
Скука способна одолеть самых стойких и идейных бойцов, а тут ее было столько, что хоть выставляй излишки на продажу.
– Проклятые нелюди! – бурчали лигисты. – Как они смеют веселиться, когда решается судьба города?
– Может быть, они задумали коварный план? – сказал Крак Мясоруб, который даже на фоне соратников выглядел параноиком.
Во взглядах, обратившихся на него, оказалось больше скепсиса, чем истовой веры. Но заслуженного ветерана бойни это не смутило.
– Точно-точно, – проговорил он. – Думают, как нас, людей,
Для идейных борцов нет судьбы худшей, чем погибнуть бесславно. Они готовы бесславно жить, но уж если погибать, то так, чтобы потом об этом вспоминали век или два.
«Чистый Город» встревожился.
– Пойдем ближе к ним, – предложил господин Трижды, носивший в лиге звание полковника.
– Только все вместе, чтобы никто не догадался, – сказал еще кто-то.
Так или иначе, но через некоторое время тролли обнаружили, что оказались в кольце очень странных зрителей. Зрители эти смотрели в сторону, делились на группы и делали вид, что не замечают друг друга. Но уши их были повернуты туда, где Утонувший-во-Мху-по-Задницу исполнял композицию на тему «я упал на свою ногу и подняться не могу».
Заметив, что слушателей стало больше, он прервался, хмуро осмотрел толпу, состоявшую из гномов, эльфов, расистов и аристократов, после чего прокашлялся и сказал:
– Я вижу, наш сейшен стал больше. Йо! Оторвемся по полной так, что земля загорится. Сегодня вы, чуваки, узнаете, что такое хлип-хлоп, как узнали это мы! И пускай лопнет весь мир!
Он продолжил читать, время от времени подпрыгивая и подергиваясь в ритм словам. Сотни разумных существ следили за ним блестящими глазами, и хлип-хлоп пробивал дорогу к их сердцам, наполнял мозги колючим и сладким дурманом.
Упала на мостовую дубинка, выпущенная из рук одним из бойцов «Чистого Города». Аристократ из свиты Вейла Фукотана выкрикнул «йо!», а один из эльфов принялся рвать маскировочный плащ на банданы…
Старший хранитель музея Натуральной истории Простодрэль подошел, чтобы выяснить, нет ли в толпе змееморфов. Несколько минут он смотрел на происходящее, выпучив глаза, а затем развернулся и побрел к воротам. Толкнул калитку и вошел внутрь.
Безумие не может одолеть только того, кто и так безумен.
Калитка закрылась за спиной эльфа, а через некоторое время открылась вновь.
– Почти никого нет, – сказал выглянувший из нее Глагол Пис. – А те, что остались, чем-то заняты.
Вслед за ним из калитки появилась крайне молчаливая и испуганная толпа человек в пятнадцать. Советники и маги, в спешке наступая друг другу на пятки, двинулись вдоль стены, чтобы обойти тусовавшихся в центре площади любителей хлип-хлопа.
Убедившись, что никто не орет: «Хватай их!» – и не мчится в их сторону с растопыренными руками, прихлебатели Мосика Лужи перешли на одышливый, медленный бег.
Через пять минут они исчезли в окутанном вечерним сумраком городе.
Форн Фекалин ощутил, что на нем скрестились десятки взглядов, недоуменных, подозрительных и просто неприязненных. Он выждал мгновение, а затем позволил себе улыбнуться.
Чуть-чуть приподнял уголки рта.
Люди забыли, что именно обозначает эта гримаса, но их мохнатые, обитающие в джунглях родичи еще помнят.