Дорога из трупов
Шрифт:
– Хм, да? – Потом Вытек задумался. – Где барабаны – там и люди, а у людей можно узнать, где мы.
Рассуждение было безупречным с точки зрения логики, и оно очень понравилось послу.
– Где барабаны, там и люди, – повторил он. – Ха, двигаем туда.
Чтобы дойти до источника звуков, пришлось обогнуть маленькое озеро, пробраться через заросли осоки и перемешать примерно тонну грязи. Затем глазам гостей из Ква-Ква предстала ровная площадка, в центре которой пылал огромный костер, а вокруг танцевали чернокожие
Трое из них колотили ладошками по похожим на стаканы барабанам, чьи бока покрывали цветастые узоры. А один пел, ну или скорее невнятно выкрикивал какие-то слова, тыча в стороны растопыренными пальцами.
– Ого, – сказал капитан, чей рассудок по-прежнему пребывал в отпуске на далеких теплых островах.
Вот уже несколько часов Эверст Сиреп прекрасно обходился без него.
Потом Вытек не позволил себе выразить чувства столь открыто, но и он был сильно изумлен. В Ква-Ква попадались люди с черными цветом кожи, в основном – выходцы из Лоскута Пески. Но они были нормального роста и, кроме цвета кожи, от остальных ничем не отличались.
А местные вполне сошли бы за своих в компании гномов (намазавшись белилами и нацепив накладные бороды) и могли похвастаться сложением выросшего в пустыне куста. Не руки и ноги, а палочки какие-то, и при этом – непропорционально большая голова.
– Может, это не люди? – шепотом предположил один из стражников.
– Скоро мы все узнаем, – буркнул посол.
И тут их заметили. Певец замолчал, барабанщики перестали мучить инструменты, а из группы танцоров вышел худосочный юнец. Дергаясь и покачиваясь, продолжая плясать на ходу, он подошел к пришельцам из Ква-Ква и улыбнулся.
Зубы у чернокожего были такие гнилые, что, наверное, светились в темноте.
– Йо, чуваки, – сказал он, тыча перед собой оттопыренными пальцами, – вы решили наш сейшен посетить… и мы рады, когда к нам гости приходить… Меня зовут Ти-Мати-Мати-Мати… Йо.
Похоже, что он пытался говорить стихами, но не знал, что не умеет их сочинять.
Потом Вытек сердито глянул на капитана, и тот осознал, что пора приступить к исполнению обязанностей. Эверст Сиреп прокашлялся, выпучил грудь и громко объявил:
– Перед вами чрезвычайный и полномочный посол… э, Ква-Ква Потом Вытек!
Мозг капитана при этом остался незадействованным.
– Круто, чувак, длинное имя – это клево, как сказала мне одна знакомая корова, йо, – произнес Ти-Мати, – присоединяйтесь к сейшену… расслабимся чуток, поймаем мы небольшой кайфок. Тут клубятся все клевые пацаны… вон сам Пятьдесят Копеек, – чернокожий в красной повязке помахал рукой, – вон Мацл, – тощий юноша с очень грязными волосами улыбнулся, – и даже Серя-Га, – певец, наряженный в набедренную повязку из крапивы, поклонился. – Йо. Расслабимся, покурим, немножко побандурим.
– Ответственно должен заявить… – начал Потом Вытек, но понял, что слова его
– Забей, чувак, йо. – Пятьдесят Копеек извлек из-за уха дымящуюся самокрутку. – Надо расслабляться, и тогда проблемы не будут появляться… Нет ничего лучше хлип-хлопа и доброй травы…
Этот, похоже, умел разговаривать и прозой.
Стражники зашевелили ноздрями, в глазах их появилось напряженное ожидание. Самокрутки возникли в руках и у других чернокожих, потек сладковатый запах, и посол ощутил беспокойство.
– Расслабляемся, пацаны, и держим свои штаны, йо, – сказал Ти-Мати, вручая самокрутку капитану.
– Ты же не собираешься… – начал Потом Вытек.
– А почему нет? – Лишенный мозга Эверст Сиреп затянулся, и лицо его расплылось в улыбке.
Это выглядело странно – будто заулыбалось гранитное надгробие.
Стражники, обнаружив, что командир временно сдал полномочия, дружно ринулись к костру.
– Давай, Серя-Га! Взорви нам уши! – махнул рукой Ти-Мати и хлопнул посла по плечу, оставив грязный отпечаток. – Расслабляйся, дядя! И все будет чисто легко в мармеладе! Йо!
– Хлип-хлоп жив! – возопил Серя-Га, зарокотали барабаны, и певец начал выкрикивать галиматью, которую тут почему-то считали песней. – Я был первый парень на районе и лучше всех умел ковырять дырочки в батоне! Йо!
При этом он раскачивался всем телом, словно припадочный, и размахивал руками.
Стражники во главе с капитаном курили, и лица их отражали разную степень блаженства. Один из сержантов ухватил три самокрутки и две засунул в уши. Теперь он дымился, словно отходящий от причала пароход, а улыбка не убиралась с физиономии.
Потом Вытек стоял в одиночестве и чувствовал себя очень одиноким.
Чтобы исполнять хлип-хлоп, певцу нужно было плюс одно горло, а людям, собравшимся его слушать, – минус один мозг. Но это пение проникало внутрь организма и отыскивало там некие древние органы, давно спрятанные за напластованиями эволюции, и призывало их к восстанию. Оно напоминало о тех временах, когда предки человека еще не отрастили руки, чтобы залезть на деревья.
Через некоторое время посол ощутил, что готов ринуться в круг танцующих и непристойно затрясти задом.
– Дай сюда, – сказал он сержанту и выдернул у него из уха одну из самокруток. – А ну-ка…
После первой затяжки мир стал розовым, весь целиком, от тумана до травы под ногами. После второй появились пузыри, лиловые и красные. Они неспешно плыли мимо посла. А после третьей в теле обнаружились дергунчики и чесунчики, что заставили шевелиться все мускулы.
И одним танцором около костра стало больше.
Сколько все это продолжалось, Потом Вытек не смог бы сказать. Просто через какое-то время он обнаружил, что на Лоскутный мир опустился вечер и что веселье потихоньку стихает.