Дорога из трупов
Шрифт:
Даже когда гости взгромоздились на запряженную ослами телегу и отъехали от селения на несколько километров, казалось, что следом бежит стадо вонючих копытных тварей.
Дорога вилась между живописных гор. Вершины торчали в полном беспорядке, словно над ними поработал дизайнер-авангардист. Ущелья, где лежала густая холодная тень, сменялись невыносимой жарой на перевалах. Голова у Топыряка была тяжелой, глаза время от времени начинали слипаться. Йода дремал на мешках, Рыггантропов клевал
Когда проехали очередной перевал, внизу показалось море, изогнутая бухта, на берега которой кто-то высыпал груды белого камня.
– Мифины, – гордо сообщил Обристоний. – Столица Ахеянии. Город, любимый всеми богами.
Арс пригляделся и обнаружил, что это вовсе не груды камня, а здания.
Внутри крепостных стен теснились десятки дворцов и храмов, выделялось нечто похожее на огромную чашу.
– Прикольно, типа, – заметил Рыггантропов, и по его внутренней шкале это была высшая оценка.
Телега спустилась в долину. Дорога влилась в более оживленную трассу, по которой в сторону города двигались другие телеги. В них сидели такие же кудрявые бородачи, как Обристоний, и наряжены они были в те же белые простыни. Похоже, в легкой промышленности Ахеянии наблюдался недостаток хороших идей.
Или местные текстильщики когда-то давно раз и навсегда решили не заморачиваться всякой ерундой.
Вдоль дороги тянулись все те же поля, по которым бродили рабы с мотыгами, серпами и еще какими-то орудиями, названий которых Топыряк не знал. Всюду были козы, лохматые и самодовольные, будто аскеты-отшельники.
За очередным поворотом обнаружился небольшой затор.
Его вызвал полуголый потный здоровяк, прямо на дороге деловито разрывавший пасть льву.
– Это что такое? – спросил Арс.
– Оракл, – ответил Обристоний, – он герой. А герой должен ходить в львиной шкуре, и не купленной на базаре, а снятой с живого хищника.
Лев сипел, пыхтел, пускал слюни, как жертва стоматолога. Здоровяк тужился, пучил глаза, и все это выглядело несколько искусственно.
– А львы у нас не водятся. Возить их – дорого. Вот жрецы и придумали кое-что…
Оракл напрягся, пасть с сухим треском разорвалась, и шкура одним движением слезла со зверя, точно очень большой чулок. Уменьшившийся в размере и голый, будто свинья, лев зарычал и потрусил прочь.
Такая процедура, судя по виду животного, была для него не внове.
– Ого, – сказал Рыггантропов.
– Они создали льва, у которого шкура все время отрастает заново. Чтобы снять ее, надо хищника поймать, привести в людное место и вот так… обработать. – Обристоний гордо улыбнулся. – После этого все довольны, и герой, и народ, и даже животное. Оно ведь не пострадало. Ну, почти. А новая шкура вырастет где-то через год.
Топыряк
Оракл же выглядел слишком мускулистым и красивым, словно герой из детской сказки, который годится для одного – красоваться на иллюстрации.
– Проезжайте, добрые люди, – сказал он, вместе со шкурой отходя к обочине, и улыбнулся.
Солнце ударило в белоснежные зубы и разлетелось тысячами зайчиков.
Герой остался позади, показались стены города, и телега въехала в Мифины.
Здесь тоже ходили рабы, не такие грязные, как на полях, но такие же лысые и почти голые. Попадались и свободные, в простынях и курчавых бородах. Но большую часть населения города составляли статуи. Высеченные из мрамора, гранита и чего угодно, они стояли везде: на перекрестках, обочинах и в центре площадей, перед домами, на крышах и даже рядом с общественными сортирами.
Статуи в основном изображали богов.
Тут имелся Бевс-Патер, Отец Богов (звание номинальное), бородатый и немного удивленный, Одна Баба с закрытым лицом, Толстый Хрю с копьем, Мили-Пили-Хлопс с мечом и другие, менее значимые обитатели Влимпа.
Но попадались и изваяния людей, причем скульпторы, судя по всему, не знали, что такое одежда. Хотя, если судить по состоянию текстильной промышленности, это было неудивительно.
Не изображать же юных атлетов и… гм, дам в простынях?
– И это все создали Поллитрий и Креститель? – поинтересовался Рыггантропов.
– Полипий и Краситель, – строго поправил Обристоний. – Нет, многие поколения мастеров трудились, чтобы украсить Мифины, и это их работы ты видишь. А творения величайших скульпторов стоят в храмах, Бевс-Патер с Гневно Раздутыми Ноздрями, Раздина с Мятой Гранатой, Турнепс, Испускающий Ветра Понимания…
– С гранатой? – удивился Арс.
– В смысле, с гранатом. Это овощ такой. Эти изваяния мы не увидим, поскольку спешим на праздник.
На одной из площадей пришлось объезжать привязанного к статуе крылатого коня. Он был большим, цвета расплавленного золота и сердито бил копытом. Из ноздрей коняги летели багровые искры.
– Погас, – сообщил Обристоний, не дожидаясь вопросов.
– Кто погас? – не понял Рыггантропов.
– Коня так зовут. Он принадлежит великому герою Пресею, который сумел взнуздать жеребенка из стада огненных лошадей. В обычном состоянии они целиком из пламени, этот же, как видите, большей частью обычный. Поэтому его и зовут Погас.