Дорога к дому
Шрифт:
– Ты всегда был его любимчиком, – уже без тени веселья в голосе произнес Влад.
– Может, это оттого, что я реже остальных засыпал на его уроках? – чуть улыбнувшись, предположил Безымянный.
– Возможно, – Влад поднял свою кружку, – легких путей!
– Лёгких путей, – не замедлил присоединиться к кону Безымянный. Ещё одна ритуальная фраза, фраза которой провожали в дальний путь почивших с миром. – Что бы там не было, – осушив до дна свой кубок, добавил он, – Оуэн был настоящим Александером!
– Да, он был Александером, – прихлопнул ладонью по столу, согласился Влад. – Но, вернемся к вимам: после потери северных зикурэ общая энергетическая сеть оказалась нарушена и направляющие потоки дестабилизировались. Но теперь-то у нас будет шанс вернуть славу вим! С этими новыми зикурэ, что возводятся, у нас появится реальная возможность если и не полностью восстановить, то хотя бы уравновесить дисбаланс энергий в электромагнитной сети Терры…
Увлеченные разговором, собеседники не заметили, как начало смеркаться. Над могучим Штормскальмом разливались вечерние тени, кафф постепенно стал наполняться людьми и гомоном голосов; официанты, бесшумно скользя по залу, активировали шары-светлячки, размещавшиеся в стенных нишах, и их мягкий бледно-оранжевый свет окутал гостевой покой атмосферой уюта и безмятежности, не лишенной легкого ореола романтичности.
– Мне, пожалуй, пора, – поглядев в окно на темнеющую улицу,
Он с сожалением окинул взглядом кафф, но время его и впрямь поджимало, на прощанье он крепко сжал руку брата и поинтересовался:
– Кстати, я ведь так и не спросил, а ты где остановился? После того как вернусь, надо бы нам посидеть, как следует, так что выкладывай.
– Да я ведь только сегодня пришел в город и ещё даже не успел, как следует, осмотреться, остановиться – тем более. Как раз этим и занимался, когда мы с тобой встретились.
– Когда ты пытался от меня удрать, – весело уточнил Влад и озорно, почти как в старые времена, подмигнул брату.
– Точно, – чуть смущенно отозвался Безымянный.
– Ну, значит, так, советую тебе "Пьяную бочку", это рядом с Южными вратами, по соседству с кондитерской. Приличное место – несмотря на название – чистое, спокойное, да и девочки там такие – залюбуешься. Кроме всего прочего, это единственное в городе заведение, где подают сносное вино, к слову – с наших виноградников. Подозреваю, дед имеет долю в этом хоттоле, это вполне в его духе, но так или иначе нашу семью там знают и уважают. Скажи Ингару – это хозяин, что ты из Александеров, передай от меня привет – и скидка, вкупе с отличной комнатой, тебе гарантирована.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Безымянный.
– Да, если тебе нужны деньги… – спохватившись, Влад опустил руку к поясу в поисках кошелька.
Но Безымянный отрицательно покачал головой, давая понять, что не нуждается в средствах, и кон оставил безуспешные попытки отыскать кошель, который он, к слову, оставил в казарме.
– И вот ещё что… – Влад потупился и надолго смолк, то ли не решаясь продолжить, то ли не желая. Наконец он собрался с духом, и его сбивчивый полушепот лучше, чем что-либо иное, сказал о том состоянии, в котором он пребывал. – Постарайся не выходить особо из хоттола и вообще поменьше показывайся на людях, но особенно – держись как можно дальше от центра города…
– Я понимаю, – тихо сказал Безымянный решивший, что Влад не хочет, чтоб о его присутствии в Штормскальме узнали другие коны, ведь это вполне может отбросить тень и на самого Влада, может, если и не испортить, то весьма осложнить ему жизнь.
Влад яростно тряхнул головой, и в его приглушенном голосе прозвучал гнев.
– Ничего ты не понимаешь! Думаешь, я о себе пекусь? Думаешь, забочусь о своей репутации – плевал я на неё! Здесь Легион, их немного, не больше десятка, но они здесь, и, если ты хоть раз попадешься на глаза кому-нибудь из этих одержимых фанатиков…
Не договорив – но договаривать и так не было никакой нужды – молодой конфедерат развернулся и вышел из каффа, громко хлопнув дверью на прощанье, и уже через мгновенье его фигура растворилась в мельтешащем коловращении людских скопищ.
– Так это, значит, и есть один из твоих братьев?
Ноби, материализовавшись на стуле, только что оставленном Владом, принялся с любопытством изучать окружающее пространство, уделяя особое внимание скромному убранству стола. Убедившись в отсутствии сколь-нибудь интересных остатков снеди, он разочарованно вздохнул.
– Вроде ничего, как для человека, – выдал он свой вердикт после недолгого размышления.
– Опять подслушивал? – вяло поинтересовался Безымянный, заранее предвидя ответ.
– Конечно, – как ни в чем не бывало, отозвался бесенок. – И подглядывал само собой – тоже.
– Ясно.
– Может, раз уж мы всё равно оказались… – бесенок скорчил печальную мордочку, потянул носом в направлении кухни и демонстративно сглотнул слюну.
– Нет, – Безымянный поднялся со стула, попутно бросив несколько мелких монет на стол, и пошел к выходу, на ходу добавив: – Отправимся в "Пьяную бочку", там и поедим, как следует.
– Конечно! – вмиг просветлев мордашкой, Ноби беззаботно спрыгнул со своего места и засеменил вслед за хозяином. Поднять настроение бесенку всегда было проще простого.
Глава 8: Эфирные призраки. Они придут к Вам во мраке ночи, они придут к Вам при свете солнца, Вы узнаете их и будете рады! Но будут ли они теми, кого Вы узнали? "Мудрость Земли", автор не известен. Младший сержант легкой штурмовой "ладони" Дани Павилос лэйн Соломон – крепко сбитый, среднего роста мужчина, с короткими, белыми от природы, жесткими, как щетка, волосами и квадратным, волевым подбородком в частой поросли недельной щетины – остановился между двумя высокими пихтами, поднял руку и сжал пальцы в кулак. Десять конов, возникнув точно из-под земли, стали быстро приближаться к своему командиру со всех сторон, даже спереди хотя Павилос мог бы поклясться, что ни один человек не обгонял его. Они двигались стремительно, но совершенно бесшумно, точно бестелесные духи, стелющиеся над землей. Идеально подогнанные пластины легкой брони – хоть в этом он смог убедить гроссмейстера Сениса и его людям не пришлось тащиться в Тартр обвешанными, точно свинья дерьмом, громоздкими причиндалами тяжелых бронекостюмов, – скрывали фигуры бойцов, придавая им сходство с диковинными насекомыми в покрытых хитином панцирях. Это пренеприятное впечатление усиливалось ещё и оттого, что головы людей полностью прятались под массивными шлемами с множеством коротеньких кристаллических отростков, торчащих в разные стороны – сканируя окружающее пространство, – и огромных, похожих на мушиные фасеточные глазки окуляров-экранов. В руках у семерых были зажаты плазменные излучатели – длинноствольное, изящное и смертоносное оружие, совершенно не годящееся для условий Запретной Земли, но – приказ! Лишь трое имели при себе пульсары – разведчики, исхитрившиеся в самый последний момент обмануть учетчиков и стянуть дротиковые ружья со склада, оставив взамен выданные излучатели. "Раньше такого не было", – мысленно посетовал Павилос, с печалью припоминая времена – и не столь уж далекие – когда каждый конфедерат, отправляясь на задание, располагал полным правом самостоятельно выбирать тот тип оружия, что был ему по душе. На самом деле "Устав" всегда имел четкие предписания относительно материального обеспечения личного состава, но в реальности же большинство гроссмейстеров смотрели сквозь пальцы на то, чем именно вооружаются их подчиненные – лишь бы справлялись со своими обязанностями, как положено! Разумеется, это не касалось тяжелых и специальных подразделений, но Павилос-то служил в лёгкой ладони, чьим основным делом являлась рейдовая разведка, а не проведение массированных штурмовых операций во взаимодействии с другими подразделениями, и он не раз на собственном опыте убеждался, что в Тартре нет ничего лучше старого доброго пульсара. Но недавние распоряжения патриархата положили конец этой вольнице, и даже сам он ничего не мог поделать с этим, в результате чего тащил за спиной облегченный вариант плазменной пушки вместо привычно-тяжелого импульсного ружья, кляня и про себя, и вслух (шепотом) эту немыслимую дурость – одну из многих в длинной череде столь же высокомудрых нововведений! Облегченные плазменные излучатели будучи адаптивным оружием, не имели собственных энергетических источников подпитки, вместо этого используя для формирования заряда энергию своего владельца. Вся их конструкция – весьма сложная и изящно исполненная – была рассчитана на формирование и направление высокоплотных сгустков энергии, способных расплавить практически все, что встречалось на их пути. Более того, попав в руки постороннего, это оружие становилось совершенно бесполезным – индивидуальная настройка, включающая генетическое сканирование, исключала возможность активации излучателя кем угодно, кроме его непосредственного владельца. А это было немаловажным плюсом ко всем остальным качествам, которыми обладала пушка, – к убойной силе и дальности стрельбы. Но и минусов у неё было немало, по крайней мере в Тартре. Используя для подзарядки энергетику своего владельца, она могла истощить его буквально до смерти! В большом мире это не имело особого значения, поскольку самый слабый конфедерат мог взаимодействовать с Полем на уровне, вполне достаточном для беспрерывной подзарядки излучателя в течение многих часов. Но в Тартре это было невозможно! Здесь подобное вполне могло кончиться катастрофой: ведь даже самая простая вязь или плетенье в этой земле обходились в десятки раз дороже, чем вне её. Потому-то многие коны, отправляясь за Барьер, предпочитали вооружаться куда более примитивными пульсарами: те, по крайней мере, не старались выкачать своего хозяина "досуха". И пусть убойная сила у них невелика в сравнении с излучателем, пусть боезапас ограничен, пусть громоздкая и неудобная штука весит в три раза больше – всё это мелочи, по сравнению с возможностью окончить свои дни мумией – высушенной твоим же собственным оружием! Приблизившиеся бойцы выстроились в идеальный круг, в центре которого оказался младший сержант, и застыли, точно фантастические и весьма уродливые статуи – безмолвные и жутковатые. Эти десять человек, окружившие его в молчаливом ожидании, были теми единственными "стариками" "ладони", которых ему удалось чуть ли не зубами выдрать из списка на перераспределение. Сколько же он бился с гроссмейстером Аакимом Сенисом в тщетной попытке отстоять свою "ладонь" от общей участи, постигшей их гарнизон, убеждал, уговаривал, умолял, даже грозил – разумеется, в меру и не выходя за рамки приличий, – всё тщетно! Четыре десятка – восемь кулаков – его бойцов, матерых приграничников, которых он лично отбирал и натаскивал долгие годы, ребят, каждому из которых он, не задумываясь, доверил бы прикрывать собственную спину (и не раз доверял!), разослали по всему филиалу – кого куда. А ему, вместо этого… Эх, хорошо хоть удалось отбрыкаться от всякого отребья, которое высокомудрые начальники спихнули в их гарнизон на "перевоспитание". Завзятые драчуны, пьяницы, откровенные психи, маньяки с горящими глазами, которым самое место в Легионе, а не у Барьера! И каких только придурков не оказалось в их цитадели! Да чего скрывать-то, ему ещё повезло – и немало: гроссмейстер Сенис скрепя сердцем разрешил-таки ему оставить своих лучших людей в ладони, да и с набором новичков сильно не неволил, не заставлял, как других, брать всех подряд. Эх, хоть и сволочной мужик Ааким, но добро помнить умеет! Не забыл старый змий, как Павилос спас ему шкуру в Киберине, как собственной грудью прикрывал зелёного парнишку, впервые оказавшегося в бою, а когда того зацепило случайным дротиком – вытащил на собственном загривке! Ничего не скажешь, все, что мог Ааким, для старого товарища сделал, только в том-то и беда, что мог он до обидного мало! Оставалось надеяться, что опыта и сноровки этих десятерых хватит и экспедиция пройдет, не обернувшись бедой. Ведь кроме них Павилос мог положиться разве что на Серафима Эдуарда – нового штатного плетельщика их "ладони", присланного взамен Торни Соломона, дальнего родственника Дани, с которым они вместе провели в семьдесят седьмой цитадели полных три десятилетия. Все остальные были желторотыми пацанятами, только-только из академий. А ваятеля им, разумеется, не полагалось – лёгкая штурмовая ладонь, чтоб её… Благо, что Серафим оказался толковым малым и неплохо разбирался в своем деле, не то, что в иных ладонях, которым подсунули или откровенных слабаков, способных воспроизвести разве что самое простенькое плетенье, или дурней, опасных больше для себя, чем для врагов. "Треклятое перераспределение, – мысленно посетовал Павилос уже в который раз. – И надо ж было ему произойти чуть ли не накануне этого дурацкого задания!" Перераспределение, или, как это значилось в официальных документах, "ротация", было недавней выдумкой Патриархата – введенная всего лишь два года назад. Но оно уже успело набить оскомину многим гроссмейстерам и немало подгадить массе простых конфедератов. В соответствии с этой идиотской доктриной, направленной якобы на "укрепление боевого духа", "усиления боевого братства" и "ускорения обмена военным опытом между подразделениями", каждый год треть выбранных – в соответствии с особой инструкцией, заверяемой лично патриархами регионов, – соединений, вынуждена была менять свой личный состав на людей из других регионов и новичков чуть не полностью. По мнению патриархов, это способствовало улучшению взаимопонимания и усилению личной ответственности рядовых конов не только за тот регион, где проходила служба, но и за весь филиал. Может, так оно и есть в действительности, вот только лично ему, Дани Павилосу, от этого совсем не легче. Особенно в той ситуации, в какой он сейчас оказался. Экспедиции в Тартр всегда несли в себе огромную степень риска, ведь никогда нельзя быть уверенным, что ждет тебя здесь за следующим поворотом, но, когда вдобавок за спиной у тебя четыре десятка юнцов, впервые оказавшихся в Запределье, – это уже не риск. Это кошмар, в любой момент готовый обернуться гибелью… Если повезёт. Мысленно сморщившись от уже ставшего привычным чувства несправедливости и потери, он обежал взглядом своих людей, сетуя про себя, что не может видеть их лиц. Хотя что он мог бы в них разглядеть, даже не будь этих идиотских шлемов? Бесстрастные маски – ровно такие же, как и у него самого, – давным-давно стершие, изгнавшие истинные чувства и заставлявшие выглядеть людей, словно изваяния. И все же ему было бы легче смотреть парням в глаза, а не в эти опостылевшие забрала.