Дорога к людям
Шрифт:
Кто-то сверху давил на Машинстрой. Но этот «кто-то» сидел в центре. Значит, Банников хитрил с центром? А ведь он привык думать, что именно центр должен вести, руководить, подгонять, а не тормозить дело.
Неизвестность томила Банникова. Он привык встречаться с противником лицом к лицу. А тут все словно туманом заволокло. Схватка с неведомым врагом истощала силы старого бойца. Александр Петрович начал седеть, головные боли, бессонница мучили его.
Уралмашстрой кое-как висел, держался на «веревочке». Он теплился против воли центра. Людям, работавшим
Не один Банников хитрил. Хитрили все — каменщики, мотористы, техники. Все знали, что «веревочка» ужасна, но это была пуповина, которую нельзя оборвать, потому что без нее завод умер бы. Когда главный архитектор нажил на «веревочке» ревматизм и пытался уйти со строительства, уральцы назвали его дезертиром, чуть не «волчий билет» ему выдали, хотя и видели: архитектор не мог не уйти, он стал инвалидом.
Дело не в архитекторе. Нужно было слабых духом людей удержать от бегства, удержать на этой проклятой «веревочке».
Первобытная уральская промышленность — Невьянск, Алапаевск, где руду волокли лошадьми, Златоуст, Тагил, Нижняя Салда с растрепанными, слабосильными цехами — возводила Уралмашзавод — единственную тогда надежду на раскрепощение меди, угля, свинца, вольфрама, многих руд, спавших в недрах земли.
Роды протекали болезненно. Кое-где смеялись над этим диким строительством. Его ранили на ходу. Только завод начал строиться, как центр распорядился остановить работы, перевести строительство из Свердловска в Челябинск: этого якобы требует некая целесообразность.
Едва лишь удалось опровергнуть нелепую эту идею, как начавшиеся работы снова были приостановлены: центр предлагал кооперировать Уралмаш с очень старым заводом. Равняться на него значило сжимать размах строительства в десятки раз, сводить его до уровня стародавних машинных заведений чуть ли не демидовских времен.
Так распоряжался центр.
Кто мог знать тогда, что врагов уральской стройки нужно искать не в Москве, а в Париже, где обосновались рябушинские, манташевы и прочие главари контрреволюционной Промпартии? Они мечтали о реставрации капитализма в России. Из Парижа их ядовитые щупальца протянулись в Москву, в Главметалл.
Мог ли знать Банников, измученный схваткой с невидимыми, неизвестными ему врагами, мог ли знать он, что злейшие-то из них колдуют в Париже, а вредители, окопавшиеся в Главметалле, служат лишь исполнителями обширного контрреволюционного заговора?
Кто-то из них мешал рождению Уралмаша.
Скрипя зубами Банников начал было распродавать цемент, кирпичи, огнеупоры, только что добытые с боем. Главметалл распорядился законсервировать работы по сооружению завода-гиганта.
Тогда-то Александр Петрович и решил наплевать на элементарные законы строительства. Он бросил все силы на постройку одного-единственного цеха, сознательно оставив заботы о подъездных путях, о водопроводе, канализации, шоссе, о нормальном, планомерном выполнении проекта.
Все это вместе с пегой кобылой, с ревматизмом архитектора, постылой «веревочкой» понадобилось ему для того, чтобы телеграфировать наконец в Москву:
«Первый цех начат постройкой тчк никакие изменения в проекте больше невозможны тчк».
Это значило: «Баста. Родились!»
Это значило: жить, жить, жить! Урал не мог не породить Уралмаш — колыбель многих будущих заводов, Урал хитрил, как хитрит все живое, спасаясь от гибели, как хитрит жизнеспособное дерево, когда от него закрывают солнце и оно растет криво, уродливо, пока не сшибает препятствия окрепшим стволом.
Могучая жизнь оказалась сильнее мертвецов, хотя их поднялось против нее целое кладбище.
Вскоре Главметалл был ликвидирован. Уралмашстрой передали в ведение другой организации. Руки вредителей уже не могли дотянуться до колыбели завода-гиганта. И тут уральцы испытали возле своего цеха радость полузадушенного человека, которому открыли доступ к воздуху.
...1931 год. Конец февраля. За письменным столом, в бывшем лесу, сидит начальник строительства Банников. Александр Петрович постарел, его доконали неизлечимые головные боли — контузия от заочного знакомства с Промпартией.
В окно виден поредевший уральский лес, где еще недавно охотился инженер Зыков, помощник начальника строительства. Дичь распугана железным громом экскаваторов, подъемных кранов, транспортеров, сварочных машин.
Подъезжает из Свердловска красный автобус, снуют грузовики, рычат моторами мощные тракторы. На всех надпись: «Уралмашстрой».
Все стало гораздо легче, а вчерашняя нелепость с диким цехом в свердловском лесу оказалась своего рода техническим открытием. Если стоит на площадке готовый цех, почему бы его не использовать?
Конструкции для мостовых кранов, стальные колонны и балки для чугунолитейного и сталелитейного цехов, мачты для прожекторов Уралмашстрой изготовил в своем цехе металлических конструкций.
Так был найден важный в тех условиях и не лишенный остроумия прием: сооружать прежде всего те цехи, которые смогут работать на постройку самого же завода.
Банников ищет и находит возможность отказаться от услуг многих поставщиков. Завод сам себя строит. У него есть свои каменные карьеры, сушилка леса. Построены ремонтно-механическая мастерская, ремонтно-строительный цех. Где-то притулилась небольшая ваграночка, «самоварчик». Она льет чугун на всякие «домашние» надобности площадки. Очень смешной «самоварчик», если сравнить его с будущими гигантскими литейными.
А в завершающий день строительных работ, когда все подсобные цехи сдадут свой последний «домашний» заказ, они сразу станут основными цехами гигантского завода и будут строить уже не свой завод, а многие заводы, весь Большой Урал.
Этот принцип самовырастания — тоже хитрость Александра Петровича. Такое «натуральное хозяйство», черт знает как залетевшее сюда из средних веков, избавило Банникова от утомительного труда спорить с поставщиками. Уралмаш растет, поднимается, опираясь на свои собственные цехи.