Дорога к Марсу
Шрифт:
«Он много кому нужен», – подумал Аникеев, но предпочел не развивать эту тему.
– О-ля-ля, – весело сказал Жобан. – Пойдем искать ненужное?
– Разойтись по отсекам, поскрести по сусекам… – хохотнул Карташов.
– Сусек?.. – заинтересовался француз. – Что есть «сусек»?
– Ларь для зерна. Не путать с Суссексом и сусликом.
– С миру по нитке – кобыле легче, – подытожил Бруно.
Сигнал пожарной тревоги ударил по ушам внезапно, как выстрел из-за угла. Отъявленно мерзкий прерывистый вой наполнил «Арес».
– Задымление в аппаратном! –
Вернее сказать, бросил себя. Когда тело весит раз в сто меньше, чем ему полагается, бег исключен. Возможны лишь акробатические прыжки с отталкиванием от всего, за что удалось зацепиться руками.
Бруно опередил остальных лишь на секунду. Еще на «бегу» он учуял дым. Странный это был дым. Не то чтобы незнакомый – напротив, очень даже знакомый, – но более чем странный в космосе. Обонятельная галлюцинация?..
Если это была галлюцинация, то вдобавок еще и зрительная. В аппаратном отсеке, самом непрезентабельном с точки зрения эстета помещении корабля, в узком проходе между металлическими шкафами с электронной начинкой, действительно висело облако сизого дыма.
11
Сны на Марсе
Дмитрий Колодан
Запах Бруно узнал сразу. Потому и растерялся – прошло лет пятнадцать с тех пор, как он последний раз его чуял. Впрочем, замешательство длилось долю секунды. Перекувырнувшись в воздухе, он оказался рядом с металлическим шкафом и распахнул дверцу.
Стараясь глубоко не вдыхать, Бруно вгляделся в сплетение проводов, разноцветных шин и электронных плат. И тут же нашел источник задымления.
– Чем это пахнет? – послышался за спиной голос Аникеева.
Бруно повернулся, зажав двумя пальцами свою находку – тоненькую деревянную палочку, тлеющую с одного конца. На лице итальянца застыла виноватая улыбка.
– Благовония… Они называются «Сон на Марсе».
Глядя на недоуменные физиономии коллег, он пояснил:
– Когда мы молоды и глупы… В юности я не только книжки читал, я и на танцы ходил. А на дискотеках есть специальные комнаты для отдыха. Такие благовония там и жгли, тогда модно было.
Он затушил огонек, но палочка продолжала дымить.
– Вызывает галлюцинации? – спросил Аникеев.
– Нет… Это… как бы сказать? Расслабиться, снять напряжение.
– Ничего себе – сняли напряжение. – Гивенса аж передернуло.
– Вопрос в другом, – сказал Аникеев. – Откуда взялись эти «марсианские сны»?
Он посмотрел на Карташова, но тот замотал головой. Значит, в «теневом восприятии» чисто. Аникеев оглядел экипаж, но по лицам ничего не определишь. Если кто из них… Что там Булл говорил насчет лишних членов экипажа?
– Второй вопрос: кто ее зажег? – подал голос Жан-Пьер. – Не сама же она загорелась. А мы были вместе…
– Да что здесь творится! – взорвался Булл. – На дискотеке, говоришь? У меня чувство: дискотека здесь и сейчас! Помады, благовония, огни мигают, музыка соответствующая! Кто-нибудь отключит пожарную тревогу? От воя зубы ломит.
– Отставить!
Булл заткнулся и исподлобья посмотрел на капитана.
– Эдвард, займись сигнализацией. У кого-нибудь есть мысли по этому поводу?
– Допустим, она могла загореться и сама, – предположил Бруно. – Некоторые элементы сильно нагреваются… Может, этого достаточно?
– Но это не объясняет, откуда она здесь появилась.
– Экипаж Тулина? – высказался Карташов.
– Зачем?!
– Шуточка со смыслом? – Бруно пальцами изобразил кавычки. – Мол, расслабьтесь и смотрите марсианские сны?
– По-твоему, они совсем из ума выжили?
Бруно пожал плечами.
– Там Миллер, а у немцев плохо с чувством юмора.
– Вот именно. Миллер не способен даже на самые глупые розыгрыши.
– Все равно, – не сдавался Бруно. – Это единственное разумное объяснение, которое я вижу.
– Доложи в ЦУП, – хмуро сказал Булл. – Пусть они выяснят насчет шутников. А нам есть чем заняться… Как ты сказал, Андрей? Поскрести по сусекам?
– Точно! – воскликнул Жобан. – Ларь для зерна! Салат!
Это был Фобос.
Яна узнала его: диковинный старый мир в багряном свете огромной планеты. Держась за руки, они стояли на краю обрыва – двое в нелепых скафандрах – и смотрели на пейзаж внизу. На таинственные башни, острыми шпилями вонзившиеся в мертвое небо. Играла музыка, и Яна ничуть не удивилась, когда поняла: башни поют. Ветер, которого нет и быть не может, насвистывал простенькую сентиментальную мелодию. И неожиданно Андрей запел:
– Марса шарик оранжевый… Я люблю тебя очень…
– Так кого ты любишь, Карташов? Меня или этот оранжевый шарик?
Он не ответил.
– Эх, Карташов, Карташов… – Яна покачала головой.
– Видишь, – сказал Андрей. – Мы добрались. И все оказалось так… Когда-то здесь был рай. И снова будет.
– Что ж, – Яна усмехнулась. – Я рада за тебя. Честно.
– У меня есть для тебя подарок.
Он что-то вложил ей в руку.
– Яблоко? – спросила Яна. Поскольку понимала: на развалинах рая нет более уместного дара. Рай потерянный, рай обретенный, рай, который предстоит возродить. И на Марсе будут яблони цвести?
Она опустила взгляд. На широкой перчатке скафандра лежал оранжевый плод с толстой блестящей кожурой. Смешно, неужели Андрей забыл, что у нее аллергия на цитрусовые? Апельсин… Апель-син? Китайское яблоко?
Яна изумленно посмотрела на Андрея. Он двумя руками взялся за тяжелый шлем и снял его. Свет Красной планеты окрасил лицо багровым. Улыбающееся лицо тайконавта Ху Цзюня, каким его показывали в новостях.
Яна резко открыла глаза.
Какой еще Фобос? Она лежала в своей кровати, у себя в квартире, и до проклятого Марса так далеко… даже не представить. Влажное покрывало спуталось и обвилось вокруг нее, как голодный удав. Яна скомкала его и с раздражением отшвырнула в угол. И так каждую ночь! Кошмар за кошмаром с самого начала марсианской экспедиции.