Дорога к Марсу
Шрифт:
– Что случилось?
– Смотрите, – сказал Жан-Пьер, передавая Аникееву растение. – Я не понимаю – что это? Кто это?
– Ни хрена себе! – не сдержался Аникеев.
– Что там? – Карташов непонимающе заморгал, глядя на капитана.
– Ты астробиолог, – сказал Аникеев. – Тебе и отвечать на вопрос.
Он перебросил ему растение. Как раз в ту секунду, когда появился Бруно.
– О! Дарите друг другу цветы?
Аникеев скривился. Проклятый итальянец со своими комплексами! То ему везде намеки мерещатся, дискотеки, теперь – неуместные шуточки… Карташов, впрочем, не обратил на слова Бруно
– Наводка? – спросил Аникеев.
Карташов дернулся.
– Нет, Слава. Настоящее.
Он провел пальцами по широкому, светло-зеленому листу. Обыкновенный салат… Если бы не темно-синие рисунки, отпечатавшиеся на трех растениях.
Самое смешное, что Карташов теоретически знал, как это делается. Школьный опыт, объясняющий механизм фотосинтеза. Всего-то и нужно – негатив, пара скрепок и время. Время, черт возьми, а не пара часов! А потом лист необходимо соответствующим образом обработать – разрушить стенки клеток, растворить хлорофилл и, наконец, окрасить крахмал. Как это сделать на живом растении, Карташов представлял смутно.
А кроме того – по спине пробежал неприятный холодок, – единственным человеком, способным это сделать, был он сам. И вовсе не из-за знания ботаники. Просто рисунок на листе, четкий, как настоящая фотография… Андрей сглотнул.
– Яна?
12
Время раскрывать карты
Ярослав Вееров
Аникееву не спалось. Смутно было на душе у командира корабля, смутно и тревожно. Слишком много странностей, слишком много необъяснимого. И совсем уж нехорошо с психологической обстановкой. Казалось, коллеги только изображают работающий экипаж, а на самом деле круглые сутки обдумывают, как срочно телепортироваться на Землю.
Почему в бортовой библиотеке нет ни единого файла по психологии или психиатрии, не говоря уже о пси-методиках? По удалению аппендикса есть, по рыболовству и пчеловодству есть. Нет файлов с обычными наработками Института медико-биологических проблем по совместимости экипажа. Ничего. Зато в главном компьютере обнаруживается трижды продублированная специализированная плата для расчетов сложных задач небесной механики и космической навигации.
Далее. Некий небольшой модуль, складской-два, как называют его американцы. Что там? Почему его нельзя отсоединить, решив тем самым проблему лишнего веса, ведь все необходимое хранится в собственно складском модуле?
Саботаж. Неделю исследуют несчастную кадку с салатом. Неделю обсуждают и перекладывают кучи с провиантом. Лишний груз не выброшен, траектория не изменена, гонку китайцам проигрываем.
Главная загадка – экипаж. Аникеев полагал, что его, ведущего специалиста по нью-эйджевым технологиям и пси-методикам, взяли для проверки каких-то эффектов длительной изоляции. Но вот они летят. И что же? Прочие члены экипажа также тренированы на пси-методиках. Карташов с Гивенсом-младшим – четко выраженные медиумы, только почему-то об этом не догадываются. Жобан живет под чужой легендой. В прошлом месяце отмечали его день рождения. Дата оказалась французу эмоционально чуждой.
Если
Аникеев выплыл из каюты. Так и есть, неспешно кружит центрифуга. Спит прихваченный ремнями Жобан. Лицо умершего ребенка. Центрифуга охватывает своим кольцом вход в командную рубку. Там Пичеррили. Оторвался от иллюминатора. Взгляд тяжелый, но бесцельный. Этот человек привык внушать, раскалывать чужую личность на безжизненные черепки. Этому подавай контакты не с людьми, а с кем-нибудь покруче…
– Они как два трехкаратника, команданте, – негромко произнес Пичеррили. – Диабло, где из них Земля, где Луна?
Аникеев лишь пожал плечами.
Бруно коротко хохотнул.
– Верно, какая разница? Вряд ли мы туда вернемся. Остается только шутить. Бруно Пичеррили ведь такой шутник, правда, команданте? И Жобан тоже шутник. Как это по-русски? Свой в дерево?
– Зачем валять дурака, Бруно? Ты отлично знаешь, как это по-русски.
– Последние две шутки были нехороши, но логичны, – мрачно произнес итальянец.
Аникеев глядел на блистающие в чудовищной дали бриллиантики Земли и Луны, и ему хотелось напиться.
– Например, шутка с салатом? Как это было сделано? И кем?
– О, это очень, очень просто. Портреты нанесены еще на Земле, потом глубокая заморозка без разрушения клеточных структур. Образцы хранились в морозильной камере, а главный повар теперь я. Ты, командир, понимаешь верно: это заготовки психологов, чтобы создать позитивную установку, но я пустил их в дело, чтобы сорвать космическую гонку. Не надо обгонять китайцев, командир. Ноль пятьдесят шесть астроединиц от Солнца – это очень, очень большой риск. Земля далеко, и нам надо теперь держаться вместе, как один. Пускай мы и не вернемся.
Итальянец небрежно вертел в пальцах персональную флешку. И флешка эта превращалась то и дело в золоченый тюбик губной помады.
– «Двойное зеркало», если не ошибаюсь? – заметил Аникеев.
– О! – Пичеррили уважительно поднял палец. – Я знал, что у тебя хорошая подготовка.
– Ты «ломал» Гивенса и Андрея?
– Я.
– И что?
– Ничего. Вероятно, в них разные личности, одна на другой.
«Знаешь, Слава… очень странно. Я точно помню, что в восемнадцатом я был переводчиком миссии в Китае и общался с Ху Цзюнем, и точно так же помню, что тогда же был в свадебном путешествии с Янкой. Как так?»
Бедный Андрей.
– И на кого же ты работаешь, Бруно?
– На очень могущественные силы.
– Какие?
– Неважно.
– Мы же теперь должны быть как один?
– Одно другому не помеха, команданте, одно другому не помеха…
«Логика есть, но это не наша логика», – отрешенно подумал Вячеслав.
Остронаправленная антенна на внешнем корпусе корабля, доселе смотревшая строго в сторону Земли, внезапно пришла в движение и совершила поворот на девяносто градусов. Впрочем, она недолго оставалась в этом нештатном положении – всего лишь несколько секунд, а затем вернулась в исходное…