Дорога китов
Шрифт:
Я разинул рот от удивления. Он должен был лежать на дворе сыромятни, и я надеялся, что голова у него попала прямо в бочку с мочой. Я подбежал к тому месту, но там никого не было. Потом я увидел веревку, натянутую между домами, попятился, глубоко втянул воздух и сделал воистину глупость, каковую можно оправдать лишь моей молодостью и внезапной угрюмой решимостью не упустить этого негодяя.
Я сунул сакс в зубы и прыгнул к веревке.
Долетел до нее, схватил, крутанулся - как, должно быть, проделал и Вигфус - и рухнул в квадратное отверстие с полуприкрытыми ставнями.
Я
Я увидел дверной проем, закрытый простой занавесью. Я разорвал ее и оказался в другом открытом коридоре, со множеством занавешенных дверных проемов. Ступеньки вели вниз, в темноту, тяжело пахнувшую сосной и мочой. Я почувствовал, что кровь и пот текут струйкой по лицу, и сплюнул. Жгучая боль в углу рта чувствовалась все сильнее. Я задыхался, был мокрым от пота, меня мучило отчаяние при мысли о том, что я упустил Вигфуса.
Я подбежал к первой комнате и в отчаянии откинул занавески на дверном проеме: ящики, тюки, крысы, дохлые и живые. Следующая комната тоже имела квадратное окно, яркий свет из которого падал на расщепленные обломки свежего дерева; в третьей комнате не было ничего, кроме соломенного ложа...
Комната с разбитым окном и осколками дерева, усеявшими пол. Вигфус прошел здесь.
Я подбежал к окну, сунул сакс под рубаху и осторожно выглянул наружу. На сей раз я пошел вверх, по наклонному подъему, крытому дранкой, горячей на жаре и такой сухой, что она хрустела, как лед. Дранка рассохлась и лежала неплотно, я то и дело оскальзывался и бранился.
Тут я увидел его - красная рубаха порвалась, одна пурпурная обмотка волочилась сзади, а затейливые ленты на раздвоенной бороде развязались. Он дико глянул на меня и соскользнул вниз по черепице, затем исчез за ее краем.
Задница Одина, неужели он никогда не перестанет бежать? Я помчался следом, увидел короткую каменную стену, на которую Вигфус упал и по которой двинулся далее, хромая от боли и хватаясь за пах.
Люди на дворе сыромятни кричали, глядя на нас, а по другую сторону стены была улица. Я тяжело упал на стену. Мне удалось не удариться пахом, на мгновение я неуверенно качнулся, потом обрел равновесие, а Вигфус шел по осыпающемуся узкому хребту стены, раскинув руки для равновесия.
Тут я увидел Эйнара, Гуннара Рыжего и остальных, наполнивших двор сыромятни, но стена была слишком высока, чтобы они могли до него добраться.
Он увидел их в тот же миг, что и я, оценил положение одновременно с ними, выругался и, чтобы не подставиться под меч, который любой снизу мог в него бросить, спрыгнул по другую сторону стены, на улицу.
– Обойдите вокруг!
– крикнул я, и все кинулись вокруг построек, расталкивая локтями народ.
Они никак не успевали его догнать, потому я тоже спрыгнул, смягчив падение тем, что упал на лоток с грудой фруктов. Я вскочил, весь клейкий от сока, под брань лоточника. Похоже, повредил ногу - и фрукты не уберегли.
Вигфусу пришлось не слаще моего, но он уже пустился бежать, когда я стремительным броском ухватил стелющийся конец его причудливой пурпурной обмотки.
С пронзительным криком он на бегу грохнулся лицом в пыль, попытался встать, яростно суча ногами. Его лицо, в грязи и крови, искажала бешеная злоба.
Потом я увидел, ужаснувшись до тошноты, белую, как кость, голову Гуннбьорна, который быстро пробирался сквозь толпу, расшвыривая кричащих людей, к своему ярлу. Вигфус с трудом встал, а Белый Гуннбьорн ухмыльнулся и направился ко мне, держа в руке меч. Я увидел, что глаза у него странные, бесцветные - даже ресницы и те белые.
– Брось его, - велел, задыхаясь, Вигфус, - помоги мне... убраться отсюда. Эйнар на подходе.
Гуннбьорн цыкнул на меня, потом подставил плечо своему господину. Они отошли на пару шагов, когда я, чуть не всхлипывая от негодования и отчаяния при виде того, как они уходят, метнул сакс.
Меч пронесся по разделявшему нас пространству и ударил Гуннбьорна в спину. Гуннбьорн резко вскрикнул и рухнул, уронив Вигфуса.
Он беспомощно взмахивал рукой, пытаясь достать до спины. Вигфус выругался, оценив происшедшее, с трудом поднялся и, ковыляя, исчез в толпе. Я пытался пойти за ним, но боль в лодыжке вынудила меня заскрипеть зубами. Эйнар и остальные нашли меня растянувшимся на улице, в бессильной ярости колотящим кулаками по земле, с лицом в крови, соплях и поте.
Гуннар Рыжий перевернул меня, велел двоим мне помочь. Эйнар присел рядом с Гуннбьорном, который стонал и все пытался достать до своей спины.
– Вынь его, - простонал он.
– Я не чувствую ног. Вынь его.
Вынимать было нечего. Сакс - не метательный нож; тяжелая рукоять ударила Гуннбьорна в позвоночник и что-то серьезно повредила.
Эйнар перевернул Гуннбьорна на удивление осторожно, хотя следовало торопиться - оставалось мало времени: наверняка скоро пожалуют местные, чтобы выяснить, из-за чего шум.
– Гуннбьорн, - сказал Эйнар, - ты умираешь.
– Кажется, так, - выдавил тот сквозь стиснутые зубы.
Лицо у него было белое, как и костяного цвета под патиной пыли волосы, прилипшие к голове. Брови и ресницы тоже белые, а вот глаза не бесцветные, слегка лиловые.
– Я позволю тебе умереть мужчиной, - сказал Эйнар, - с добрым мечом в руке, чтобы ты получил свое место в Вальхалле.
Согласие промелькнуло во взгляде Гуннбьорна, головой пошевелить он уже не мог.
– Либо я могу оставить тебя здесь, - продолжал Эйнар, - и ты проживешь дольше, тебя отнесут в постель и немного поухаживают, прежде чем ты сдохнешь, как червь.
– Эйнар помолчал и пожал плечами.
– Может, ты даже выживешь. Я видал такое. У одного человека в Миклагарде было великолепное сиденье с навесом, его носили рабы после того, как ноги ему раздавило под кораблем, который он кренговал.
Описав эту картину, он придвинулся ближе, болтая ножом Гуннбьорна, который держал за лезвие, дразнящая рукоятка была совсем рядом с ладонью поверженного.