Дорога мертвеца. Руками гнева
Шрифт:
На сей раз тело вылезло, оставив скальп с волосами на дне бака. Сесил свалил его на землю. За исключением шеи, которая болталась тряпкой, тело закоченело как доска. Изо рта едва не на фут свисал язык, почерневший, словно ремень для правки бритв.
– Ты как раз тот, о ком я думал, – сказал Сесил, разглядывая труп. – Здорово, банкир, ты мертв – и ничего личного.
Почти те же слова произнес Нат, когда год назад отказал Сесилу в выкупе заложенной фермы. Точнее: «Ты разорен – и ничего личного. Я лишь выполняю свой долг».
– Выглядишь,
Не без характерной для него деликатности Сесил почесал яйца и снова заглянул в бак. Пес теперь предстал во всех подробностях. Его будто смяли в комок. Морда была гармошкой вдавлена в череп, а глаза вылезли и болтались на сухожилиях, как невиданные жуки. И пес, и Нат воняли дерьмом.
Сесил достал из кармана своей белой рубашки сигару – сигарный пепел посетители кафе нередко обнаруживали в соусах – и раскурил ее. Обычно купленную днем сигару он откладывал на вечер, но сейчас было, черт возьми, что отпраздновать. Проклятая дворняга посягнула на его мусорный бак, а старина Нат Фостер – местный банкир, выпивоха и мудозвон – забрал у него последнюю ферму. Сесил вернулся в кафе, принял стаканчик предназначенного для готовки шерри и после направился к шерифу (который обедал с Калебом) рассказать о бедном старине Нате.
Собаку решено было оставить в баке, а тело Ната отнесли в похоронное бюро и послали за Доком.
Когда Док прибыл, Нат выглядел не лучше, чем прежде. Вокруг тела стояли шериф, Калеб и гробовщик Стив Мерц.
– Док, как он, мертв? – спросил Мерц.
– По мне, просто затаил дыхание, – сказал Калеб. – Но вот номер с языком может заставить вас блевануть.
– Ради бога, – сказал Мэтт и вышел.
– Говорю вам, – сказал Калеб, – парнишка начал раскисать.
Док не отреагировал. Наклонившись ближе, он разглядывал лицо Ната. На левом глазу копошился муравей. Док смахнул его, ухватил голову трупа и повернул.
– Шея сломана, верно? – уточнил Калеб.
– Да. – Док пригляделся к синяку на шее Ната и глубокой рваной ране под ним.
– Думаю, работа пса, – сказал Мерц.
– Точно, – сказал Калеб. – Тогда Фостер расплющил псу рыло, смял его в комок, засунул в бак, сам прыгнул следом вниз головой и сломал шею.
– Ну, – сказал Мерц, – пес же мог его укусить.
– Заткнитесь оба, ладно? – сказал Док. – Из-за вашей болтовни я не слышу собственных мыслей. Возможно, пес укусил уже мертвое тело.
– Оттого и шея сломана, – не унимался Мерц.
– Это смог бы сделать кто-то очень здоровый, – сказал Док. – По-настоящему могучий человек, чтобы так разделаться с псом. И кому не составило бы труда сломать шею Фостеру.
– Видал я раз черномазого, который бился на кулаках, вот он вполне смог бы, – сказал Калеб.
– В этих местах? – спросил Док.
– В Канзас-Сити, – ухмыльнулся Калеб.
– Я, кстати, рассчитывал избавить Мэтта от лишней работы. Так что, Калеб, сделай одолжение, прогуляйся. А то здесь все тобой провоняло.
Калеб снова оскалился и приподнял шляпу в шутливом приветствии.
– С удовольствием, Док. И я тебя не забуду.
– Надеюсь, в своих молитвах, – сказал Док.
Когда Калеб вышел, Мерц заметил:
– Не стоит задевать Калеба. Мерзкий тип, и злопамятный.
– Да пошел он.
Док еще раз внимательно осмотрел шею.
– Что мне не дает покоя – это рваная рана, – сказал он. – Подобную мог бы оставить безумец.
– Безумец?
– Мерц, доводилось видеть больных бешенством?
– Нет.
– Жуткая штука. Поражает мозг, больной одновременно не выносит света и мучается от жажды. И начинает кусаться, как собака. Притом безумие удесятеряет силы.
– По-твоему, такой бешеный укусил Ната?
– Не утверждаю… Но на собачий укус это не похоже. Впрочем, сказать по правде, на человеческий тоже. Просто пытаюсь рассуждать вслух.
– Но если не человек и не зверь, кто остается?
Док ухмыльнулся:
– Зубастые растения.
– В общем, по-моему, это собака, – сказал Мерц.
– А если слушать Калеба – кто сплющил собаку и запихнул ее в бак, когда Нат был мертв? Но, исполняя свой замысел, некто неимоверно сильный мог убить Ната следом за собакой. Мог свернуть Нату шею и укусить его, тем более одержимый бешенством.
– Думаешь?
– Просто рассуждаю вслух. Я составлю заключение о смерти. Скажем, сломанная шея, потеря крови. Обстоятельства смерти неизвестны.
Док надел шляпу и вышел.
Дэвид сделал все, как велел Преподобный: набрал коротких прутьев и поместил их вдоль дороги со стороны леса. Он воткнул каждый дюйма на два в почву, оставив торчать сверху три дюйма.
С того места, где через дорогу, спиной к деревьям, на другой стороне стоял Преподобный, расстояние для пистолетного выстрела было довольно велико, особенно по такой мелкой и смутно различимой цели.
Закончив приготовления, Дэвид присоединился к Преподобному, который держал револьвер в опущенной руке. Встав рядом, он не сразу сумел различить прутики.
– Вы-то хоть их видите? – спросил Дэвид.
– Сынок, я еще не настолько одряхлел.
– А пуль нам хватит?
Преподобный взглянул на Дэвида.
– Их даже больше, чем нужно.
Запустив руку в карман сюртука, он достал две коробочки с патронами.
– Хватит для небольшой армии, но нам столько стрелять не придется.
– Вы, ребята, собрались стрелять или болтать, пока прутики не завянут? – Эбби собрала остатки пикника и сложила в повозку.
– Замечание по делу. – Преподобный улыбнулся Эбби.