Дорога мертвецов
Шрифт:
– Брось камни… – советовал Бараско, отказываясь от дармового кваса, – брось…
– Хи-хи… – отозвался Костя. – Где твои немцы? Где?
Естественно, он не сообщил ему о пиве. Бараско снова повязал шею грязным бинтом и привычно ворочал ею, словно у него что-то болело.
– Брось, все равно не дотащишь.
– Не-а-а-а… – не сдавался Костя, все больше и больше отставая. – Расскажи лучше о немцах и о запутанном времени.
Постепенно ноги стали непослушными, а во рту пересохло. Квас и пиво больше не утоляли жажду. О портвейне даже не хотелось думать – во рту от него становилось очень гадко. Чего бы солененького, мечтал Костя. Огурчика или помидорчика! Он уже подумывал выбросить пачки три патронов, но когда на подъеме повернул ногу, сгоряча выбросил камень, дающий квас, пиво и вино. От всего последующего хабара он избавился проще: когда Бараско смотрел в другую сторону, опорожнял карман за карманом. Честно говоря, ему было немного стыдно. Ведь хотел же слушать умных людей, а слушал собственные чувства.
Между тем, Бараско уже встревожился: на горизонте давным-давно должны были появиться знакомые очертания пригорода, а вокруг по-прежнему простилался один песок да саксаул. Его взгляд все чаще задумчиво останавливался на Косте. А на лице застыл недоуменный вопрос – что происходит? Что? Если бы только Костя знал!
Сутки они кружили на одном месте. Провели ужасную ночь под открытым небом, клацая от холода зубами и ожидая каждую минуту нападения 'дантая' или 'рока судьбы'. От страха сожрали все сало и весь хлеб. А когда на следующий день вышли на странные следы да еще наткнулись и на кучу хабара, Бараско понял:
– Ты все выбросил? – спросил он с подозрением.
– Все… – не очень уверенно ответил Костя.
– Точно?
– У меня ничего нет, – сказал Костя, отойдя на всякий случай в сторону.
– Покажи! А ну покажи, кому говорят! – Бараско сделал по направлению к Косте угрожающий шаг.
Пожалуй, Костя, наверное, с ним бы и справился, если бы выдержал первые секунд тридцать. Но проверять это предположение он не собирался. Зачем бегуну меряться силами с боксером, все равно проиграешь, подумал он, пусть даже я и выносливее.
Пришлось распахнуть телогрейку.
– А это что?!
– Полосатый камень… домой возьму…
Хабар действительно был красивым. Переливчатым, с красно-бурыми полосами всех мыслимых и немыслимых оттенков. Он был создан, чтобы прекрасно смотреться на книжной полке и удивлять девушек, которые забредали к Косте. Костя готов был сочинить любую фантастическую историю, лишь бы только завлечь их в свою берлогу, хотя мало-мальски грамотный геолог объясни бы ему, что полосатость обусловлена различными окислами железа и других минералов и что такие камни образуются там, где столетиями просачиваются грунтовые воды.
Бараско саркастически рассмеялся:
– Не собирай в этой пустыне ничего. А если берешь, спрашивай у меня, – и выкинул полосатый камень в овраг.
– А зачем ты его выкинул! – возмутился Костя и готов был бежать за камнем. – Такой красивый!
– Это не просто красивый камень, а хабар, который морочит голову. Водит людей кругами по пустыне, пока они не погибают.
– Не верю! – уперся Костя.
– Ну иди посмотри, – усмехнулся Бараско.
Костя пошел посмотрел. Самое удивительное заключалось в том, что камень вдруг сделался обычным серым, неприметным, как и другие камни. Совесть заела, что ли? Только какая совесть у хабара?
– Ну что, убедился? – спросил Бараско.
– Убедился… – вздохнул Костя, вернувшись и с потерянным видом стоял перед ним, как ученик перед учителем. – Я больше не буду…
– Ну слава богу, – терпеливо согласился Бараско, – а теперь идем в город.
Только он это сказал – город перед ними и открылся: заводские окраины, трубы, какие-то заводы и телевизионные вышки. В общем, индустриальный пейзаж. А за ним море – синее-синее, бескрайнее-бескрайнее, до самого горизонта. Море, которое еще никто не исследовал. Если бы Костя прибыл в Дыру не на бронепоезде и не насмотрелся на чудеса пустыни с ее хабаром, то и не поверил бы, что это Дыра. Скорее все та же Зона – человеческая и понятная, правда, с морем, которого, естественно, в земной Зоне не было. Хотел он расспросить Бараско, да взглянув на его сердитое лицо, передумал.
Дальше они пошли только с помощью гаек. Бараско зря не рисковал. И хотя после Зоны со всем ее хитроумием, Дыра показалась им детской песочницей, Бараско терпеливо бросал и бросал гайки, пока не добросался: земля на перекрестке вздыбилась до небес в виде вихря, и бежали они без оглядки так, что свистело в ушах. В довершении ко всему их обстреляли откуда-то из развалин.
Костя так и не спросил, что это был за вихрь: вначале было не до этого, а потом забыл. Какая, в принципе, разница?! Может, в прямо в 'дровосека' гайкой заехали, а может, так среагировал 'аттракт'?
– Сволочи! – выругался Бараско, облизывая губы и сплевывая вязкую, как замазка слюну. – У нас вода еще осталась?
– Пробили, гады!
Пуля действительно задела последнюю бутылку с водой, и Костя старательно высасывал влагу из рукава телогрейки.
Пришлось им, не испив водицы, поползать меж гор строительного мусора. А спас их только склон холма. Бараско зашипел:
– Прикрывай фланги, – а сам принялся разглядывать пейзаж в оптику.
Костя же занимался тем же самым, но рассматривал, как показалось ему, совершенно неинтересные места: горы, кочки, канавы, поросшие полынью и тысячелистником, ржавый экскаватор в котловане, превратившийся в сито, такой же 'камаз', бетономешалки и прочее строительное оборудование. Не такой он представлял себе Дыру. Здесь тоже, оказывается, взрывают и стреляют. Через оптический прицел АК-74М смотреть было одно удовольствие: вот тебе упреждение на ветер, вот на дыхание. Костя даже расслабился. Стал вертеться от нетерпения и что-то насвистывать, как вдруг увидел: от ковша экскаватора отделился мужик в черном и пропал в траве на склоне. Там же лощина, догадался Костя. Сейчас заберется на горку, и мы окажемся как на ладони. Хотел он позвать Реда, да не успел: высунулся тот мужик выше по склону метрах в ста, и оказалось, что у него положение тоже не ахти какое. Лощинка-то оказалась мелкой. К тому же ему надо было сориентироваться, а Костя, хотя и не менял позиции, оказался в лучшем положении, потому что 'вел' его, вычислял, где тот появится. И вычислил. В тот момент, когда мужик в черном высунулся вслед за своей М16, Костя возьми да выстрели. Отдача была не очень сильной, и он подумал, что промазал, потому что фонтанчик от пули возник перед фигурой в черном. Но вдруг по склону, поднимая хвост пыли, скользнула винтовка М16 и застряла в траве, чуть-чуть не долетев до основания горки.
– Молодец… – прошептал Бараско, – а теперь уходим.
– Зачем уходить-то! – сгоряча возмутился Костя. – Одного же подстрелили!
Уж очень ему хотелось еще раз отличиться. К тому же, сам не зная того, он оказался азартным. Пока Костя разглядывал склоны в поисках новых врагов, пока то да се, Бараско и след простыл. Костя оглянулся – Бараско уже скользил, как ящерица, далеко внизу, и Косте не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Черт! – ругался он. Какой глупый Бараско. Мы бы их сейчас здесь всех перещелкали, как китайцы воробьев. Надо было только на холм взобраться.
Он нагнал Бараско, когда тот уже спрятался за железобетонными блоками. Бараско занимался тем, что старательно вытирал 'американца'. Хотел Костя высказать свои претензии, даже воздух в легкие набрал, а Бараско ему и говорит:
– Выгляни, сообрази, что к чему, почему ушли, какая позиция? И вообще, пораскинь мозгами. У тебя военная кафедра была?
– Нет…
– Ну тогда сам думай!
Выглянул Костя, огляделся и сообразил, что им еще повезло. Кинулись бы люди в черном со всех сторон одновременно, и не удержали бы они с Бараско позицию ни на склоне холма, ни на его вершине, потому как было их всего двое и патронов на три минуты ленивого боя, а сколько людей в черном – еще неизвестно.