Дорога на Стамбул. Часть 2
Шрифт:
Он чмокнул сына в макушку и стал натягивать шинель…
Денщик, крепкий старик, с расчесанной надвое бородой, служивший в денщиках у Цветкова-старшего двадцать восьмой год, подал ему поводья и сам легко поднялся в седло. Наклонившись, сотник поцеловал сына, перекрестил, но, тронув коня, повернулся, погрозил пальцем:
– Бога помни! Дурь какую умыслишь – прокляну!
Лошади зачавкали копытами по грязи, за поворотом улицы сотник, свято исполнявший казачий обычай не оборачиваться при расставании, спросил денщика:
– Чего он тамо?
Стоить, – вздохнул седой денщик – Жалкой он мне!
– То и оно. Таким то ребятам цены нет. А кладут их без счета.
– А-и не благословил ты его, ваше благородие?
– Хотел было – нагайкой по спине, да кресты уважил…
– Да, что уж так –то уж…
– Моя мать говорила отцу, он все меня баловал, «сейчас пожалеешь, апосля наплачешься»…
– Думашь, они табе послухають? Нонь ня стары времяна.
– Эх, малые детки спать не дают, вырастут – сам не уснешь…
Два всадника, вяло взмахивая нагайками, проехали под фонарями Каля Виктории, центральной улицы Бухареста мимо освещенных окон ресторанов, где наяривала цыганская музыка, мимо верениц извозчиков – скопцов, с одутловатыми бабьими лицами, мимо праздно шатающихся горожан, офицеров, дам и девиц, выехали на темные улицы предместья и все так же неспешно поехали в сторону Дуная. Мягкий первый снег горбами ложился на их шинели, прилипал к башлыкам, таял на теплых конских крупах.
– Зима, вашбродь Уж, видать, совсем пала до вясны…– сказал старый денщик, – а у табе, вашбродь,тулуп – от не авантажный! Хреновастый тулуп –от. Никудышный, пра… И куды мы с тобой, вашбродь, два старых дурака, глядели, когда сюды на войну сбиралися?
– Так ведь скорым маршем собирались турка-то разгромить… На «уры», можно сказать. Поначалу то вон как пошло… До Старой Загоры дошли, а теперь вот под Плевной завязли… И на Шипке тож… И под Рущуком вот торчим, и конца этому не видать…А сейчас морозы настоящие как в полную силу вдарят, вот мы и закрутимся!
– Да уж это не сумлевайся…Ны…! Гляди куда ступаешь, – обругал денщик споткнувшегося коня и тот виновато запрядал ушами, – Счас, вашбродь, малой-от наш, перво-наперво, все пропьеть! С горя –то. Все, значит, на распыл пустить… И жалованию, и крестовые-наградные деньги…Все прахом пойдеть… В его конфузе – первое дело. По девкам-то не кинется! Влюбленнай очень. Да и не бестыжий он до женского-то полу. А прогулять все прогуляет. Апосля, в одных подштанниках, в полк возвернется, и под пули полезеть.
– Это уж, как Бог свят! – согласился, с горьким вздохом, Пахан. – А что тут поделаешь? Тут уж ничего поделать невозможно.
– Кабы горькую тянуть не присосалси…
– Оххх… Веришь ли, как смерти боюсь! Вот те крест. И что за мода такая водку жрать! Не по-казачьи это. У «ваньков» набрались заразы, у фабричных. Казачье веселье – вино!
– Да оно и с вина спиваются….
– Оххх… На одну только жену свою, покойницу, надеюсь, – сказал Пахан, – Может она, моя страдалица, сына у Бога вымолит.
Есаул смахнул рукавом шинели слезы.
– Конешное дело, – согласился денщик, – Она, матушка наша, в раю, тамо к Богу ближее… Вымолит. Чего тута сумлеваться.
За городом на дороге попадались одни военные: месили грязь запасные батальоны, навстречу им на подводах везли раненых, скакали вестовые. Ровно через полтора месяца,
Документы:
«Всякий солдат должен знать, куда и зачем он идет, тогда, если начальники будут убиты, смысл дела не потеряется» Инструкция для войск, полученная на тактических учениях перед переходом через Балканы.
Глава седьмая. Плевна. 28 ноября.
1. – Вот оно! – сказал Осип, резко поднимаясь на нарах, будто и не спал: – Не иначе турки из Плевны поперли!
– Что? Что? – ошалело, спрашивали молодые казаки «небывальцы» из пополнения, еще не нюхавшие пороха, прислушиваясь к низкоголосым выстрелам осадных пушек, которые начинали сливаться в ровный всепоглощающий гул.
– Не иначе турки на прорыв пошли….
И в подтверждение слов Осипа, хрипло, словно откашливаясь спросонок, закричала труба тревогу. Дежурный урядник сунулся в палатку:
– Сполох! Станичники подъем! Турка из Плевны валит!
– Много ль?
– Несть числа!
Выводили и седлали коней с тем лихорадочным оживлением, которое охватывает всех перед боем, в предчувствии скачки, крови и, может быть, смерти. Но до этого было еще далеко. Уже в седле, с пикой на барабошке, привычно, оттягивающее правый локот, Осип стал вглядываться в ту сторону, где низкие облака вспыхивали, словно трепетали, отражая огонь разрывров, где уже во всю мощь ревела канонада, куда торопливо без мешков и ранцев, с одними холщевыми патронными сумками через плечо, щетинясь штыками, торопливо маршировали пехотные роты. Как тогда, перед форсированием Дуная, между конями ходил священник, и давал, наклонявшимся с седел, казакам приложиться к кресту.
– Святый Боже, Святый крепки, Святый бессмертный, помилуй нас…
В первой сотне, грозно и торжественно поднялась волна низких голосов и тяжко, по складам, повела ту страшную молитву, которую издревле заводили казаки, перед решительным смертным боем – «Не имамы иные помощи, не имамы иные надежды, разве Тебе Владычица! На Тебя надеемся и Тобою хвалимся, есьмы рабы Твоея, да не постыдимся…»
– Первая сотня прямо, остальные направо…– закричал высоким звенящим голосом командир полка Бакланов, придерживаясь кавалерийского устава, но сотенные командиры, не подхватили эту команду «Шагом марш – марш…!», а повернувшись к рядам, скидывая папахи и крестясь , командовали кто во что горазд…
– С Богом, ребятушки,.. Пошли что ли…
Или уж совсем несообразное:
– Айдати! Айдати! Правым плечиком заезжай…
Кони деловито зачавкали копытами по мокрому снегу, превращая белый склон холма, сначала в рябой, а затем в осклизлый, черный…
Они двинулись обочиной, скорым шагом, обгоняя, споро шагавшую, пехоту, что хлюпала по лужам и сбивалась с ноги, на растоптанной грязной дороге. Навстречу стали попадаться телеги с ранеными. Когда сотня остановилась, пропуская вперед конную батарею, Осип исхитрился спросить, сидящего на грядке телеги, одного с перевязанной рукой.