Дорога на Тмутаракань
Шрифт:
Поэтому Святослав и не спешил бросать в бой свою конницу. Он выжидал. Уже во многих местах дикие всадники вломились в ряды русских воинов, прорубили кровавые просеки. Все ближе они к кургану, на котором стоит Святослав, окруженный гриднями. В первый раз поглядел князь в сторону балки, где укрылась его молодшая дружина, готовая к бою. Нет, рано еще бросать ее в сечу - пусть немного ослабнет вражеский натиск.
Еще одну вылазку предприняли осажденные. Встретились с конницей, прорвавшейся над самым берегом Дона, ударили с двух сторон по челу русского войска. Но не всех ратников увел от крепостных
У самых ворот с дружинниками Святослава дралась небольшая дружина дюжих воинов в белых рубахах, без кольчуг. Тяжело взмахивая мечами, они упорно стремились прорваться вперед, к кургану.
Что за вои?
– кивнул в ту сторону Святослав.
– Бьются люто...
– Не знаешь, княже?
– с удивлением посмотрел на него сотник Путята, ровесник Мечника и давний его боевой товарищ.
– То русичи.
– Русичи? Пошто ж они против нас пошли?
– Видать они из наемной дружины каган-бека. В Хазарии немало русского люда - и на Дону, и в Тмутаракани, и в самом Итиле. Смерды, а вои добрые...
– Скачи к челу, вели Перенегу или тысяцкому Колывану взять в полон одного из тех воев и привести ко мне.
Сотник с сомнением поскреб пятерней затылок, сдвигая на лоб шелом. Перехватил сердитый взгляд Святослава, подобрался:
– Добре, князь, сполню твою волю...
Путята ускакал, а князь продолжал хмуро наблюдать за полем брани. Он думал о том, что в Саркел без пороков не пробиться даже на плечах защитников крепости, сделавших отчаянную вылазку. Закроются ворота - и все. А за ними - кипящая смола, рогатки, стена воинов.
– Подсобить бы надо пешей рати, - нарушил раздумья Святослава подъехавший к нему воевода Вуефаст, с перевязанной головой, весь в кровавых пятнах.
– Много смердов уже полегло. Ударить бы по хазарам молодшей дружиной...
Святослав ничего не сказал. Только на лбу его еще резче обозначилась глубокая морщина, светлые брови сдвинулись к переносице.
Конский топот заставил князя обернуться. На грузном коне размашисто рысил к нему по вытоптанной траве Путята. Он тянул на длинном сыромятном ремне окровавленного рослого воина со связанными руками.
– Вот он, полонянник.
Пленник, хватавший воздух запекшимся ртом, едва держался на ногах. Тонкая струйка крови стекала у него с виска, разорванный ворот рубахи открывал зияющую рану на ключице.
– Ты кто?
– спросил Святослав. Голос его был тих но дрожал от гнева.
– Ответствуй князю, холоп!
– потянул пленника за ремень Путята.
Раненый воин покачнулся и едва не упал, но все-таки устоял на ногах и бесстрашно посмотрел в глаза князю.
– Не все едино, кто кончать меня будет - князь или раб?
Говор у него был русский, певучий и мягкий, говор земли Полянской.
– Ты кто?
– будто не расслышав его дерзких слов, повторил вопрос Святослав.
– Атар я... А на Руси меня кликали Туром...
– Пошто пошел служить ворогам нашим, хазарам, вере отцов изменил?
– Видит Перун: веру отцов я не бросил. А с родной земли бежал в Хазарию от щедрот твоих тиунов, княже, от их плетей. Осел на Сурожском море, под Тмутараканью. И там не сладко пришлось. Хазарский бек допек, силком в свою дружину взял.
– Так пошто бился против русских воев, пошто не повернул оружие на хазарина?
Тур молчал, опустив голову.
– Ну, говори!
– подтолкнул его Путята.
– Мы, русичи, клятву давали на мече, на верность Иосифу присягали. Можно ли клятву свою нарушить, хоть и тяжкая эта клятва? Ты же сам воевал, княже.
– Так, - вздохнул Святослав, и в глазах его погас огонек, - клятву нарушать вою не годится. А все же...
Он отвернулся от Тура, махнул рукой Путяте: делай, мол, с ним, что хочешь. До него донесся глухой звук удара, но князь смотрел уже в другую сторону.
На вытоптанных травах, где вчера еще густо полыхали степные цветы, яростно схватывались пешие и конные воины, рубились мечами и саблями, кололи друг друга копьями. Тучи стрел затмевали солнце. Хазары навалились на русские обозы, загромоздили конскими и людскими трупами тесно сдвинутые возы, и через них живая лавина хлынула к кургану, к самому сердцу русского стана.
– Гей, рында! Труби в рог! Гридни, поднимите повыше знамя! Пришел и наш черед...
Святослав скинул с плеча алое корзно - подхваченное ветром, оно кровавым стягом запылало над курганом в руках подскочившего к князю Богдана. Святослав натянул на себя тонкую кольчугу, меч поднял в руке. Белый Кречет под князем заплясал, перебирая точеными ногами.
– За Русь!
Следом за князем и Богдан послал коня вперед. Все гридни, окружив Святослава, обнажили мечи. И тотчас из балки вырвалась на застоявшихся конях молодшая дружина, ринулась на хазар, прорвавшись с тыла.
Степной ветер ударил в лицо воинам, засвистели над ними стрелы. Перед Богданом вздыбил коня грузный хазарин в богатых доспехах, замахнулся кривой саблей. Богдан едва успел уклониться, закрылся щитом, поднимая меч, а кто-то уже опередил его: выронив саблю, хазарин со стоном откинулся на конский круп. Только краем глаза увидел гридень, что это князь спас его и уже впереди рубится с другим противником. Будто ото сна пробудился Богдан, кинулся вдогонку.
Злость охватила молодого воина: как же это он оплошал? Всю свою силу вложил он в удар меча, доставшийся первому встретившемуся на его пути неприятелю. Лязгнул меч, скользнув по шелому хазарина, разрубил железное оплечье, врезался в тело. А гридень уже другого степняка достал, свалил с коня. Но не уберегся - самого зацепили боевым топором по плечу. Хорошо, что кольчуга выручила. А Чеглок, что конь о конь дрался с Богданом, срубил хазарина.
Вот и возы, заваленные трупами. Храпят кони, по мертвым телам идти не хотят. А хазары уже повернули вспять, в степь уходят. Вдогонку за ними мчится князь с молодшей дружиной, с верными гриднями своими. Настигают врага Улеб и Спирк, машет шестопером, будто цепом на току, коренастый Чудин, Мечник с Путятой дружно перехватывают отставших неприятелей.