Дорога на Тмутаракань
Шрифт:
После того, как обе стороны обменялись приветствиями, первым заговорил Алэдж:
– Мы слышали, русский князь, что ты идешь со своим войском от самого Итиля. Дошел до нас слух о доблести твоих воинов, разбивших на поле брани доселе непобедимых хазар. Но ты должен знать и о том, кто такие адыги, которых наши соседи ясы, а за ними и вы, русы, называете касогами. Адыги издавна были мирным народом. Мы никому не грозили войной, мы встречали каждого чужеземца как дорогого гостя...
Алэдж говорил спокойно, с выдержкой, присущей людям горских
– В наших кузницах, - продолжал он, - ковали больше серпы, чем мечи. Да, так было когда-то... Но прошли те времена. То одни, то другие враги стали зариться на нашу землю, совершать набеги на наши аулы. У нас отбирали скот, людей уводили в полон. Обры, арабы, хазары врывались в аулы адыгов, убивали, жгли. Греки заставляли нас поклоняться их богу, прислали своих жрецов. Все, кто мог, облагали нас данью...
Он умолк, переводя дыхание и прислушиваясь к тому, что говорит толмач. Русичи слушали его не перебивая.
– Враги научили нас ковать мечи, научили сражаться. Горы стали нашей крепостью, каждый горец стал воином. Наш народ не столь многочислен, как другие, но мы никому не отдадим свою землю. Каждое племя, каждый род встанет на пути чужеземцев, если они захотят покорить адыгов.
Наступило молчание - долгое и напряженное. Первым нарушил его воевода Борислав.
– Неужто мы отступим перед касогами?
– горячо заговорил он, обращаясь к Святославу.
– Неужто не сомнем, ударив на них всеми полками?
Но князь молчал, задумчиво глядя на касожских воевод. В эти минуты ему опять вспомнилась небольшая русская дружина, оборонявшая Саркел. Эти русичи погибли все до одного, не сложив оружия. Но ведь они давали клятву хазарам!
Нечто вроде сожаления шевельнулось в душе Святослава. Нет, не хотел он лишней крови, но там, под Саркелом, каждый, кто вставал против Руси, должен был или уступить или погибнуть. Ведь там решалась судьба земли Русской. А здесь...
– Нет, - твердо сказал он, бросив хмурый взгляд на Борислава, - мы не будем отступать перед этим войском, но и затевать брань понапрасну не станем.
– И он повернулся к Алэджу: - Знай, князь, что русские вои не пойдут к вам в горы. Если нас пропустят к Тмутаракани, мы пройдем, и никто из нас меча не обнажит. Если нет - пробьемся с боем.
Толмач перевел слова Святослава Алэджу и его соплеменникам. Касоги начали оживленно переговариваться. Видно было, что Алэдж убеждает в чем-то своих воевод.
Племена касогов, как прежде было на всей Руси, как велось еще в Новгороде, управлялись старейшинами, выбранными народом. Князья с их малыми дружинами не имели большой власти, лишь в случае войны им подчинялся весь народ, собравшийся в ополчение. Только Алэдж сумел еще в молодые годы подняться выше других пши, благодаря успешно выигранной войне с ясами укрепил свою власть сразу над несколькими племенами. Прикубанские касоги подчинились ему, увидев, что сообща легче отбиться от неприятеля и что Алэдж сумел добиться уменьшения дани, которую приходилось платить хазарам. При нем тмутараканский бек уже с опаской поглядывал на горцев и, не имея под рукой достаточной военной силы для их усмирения, поневоле делал для них послабления, прежде всего в торговле.
Горским племенам нужен был открытый доступ в Тмутаракань, самый крупный торговый порт на Русском море вблизи их владений. Они торговали с византийцами через Пцемес, Туапсе, но этого было мало. В Тмутаракань они привозили ежегодно до ста тысяч куньих, медвежьих и волчьих мехов, воловьи шкуры, мед, воск, хлеб, рыбу, меняя их на соль, оружие и другие металлические изделия, ткани, выделанную кожу. Иногда, при неурожае, горцы ехали сюда за хлебом.
И сейчас, переговорив со своими узденями, Алэдж не преминул спросить Святослава о торговле.
– Торжище тмутараканское для всех гостей будет открыто, - твердо сказал русский князь.
– От этого и для нас и для вас немалая выгода. Кто ж из нас самому себе враг! А насчет мыта решим позже - Тмутаракань еще не под моей рукою.
Алэдж снова заговорил со своими спутниками.
Свенельд в свою очередь о чем-то совещался с Бориславом. Князь недовольно покосился в их сторону, и они умолкли. В эту минуту снова заговорил Алэдж.
– Кто может поручиться, что ты, князь русов, не нарушишь свое слово?
Святослав поднял глаза к небу.
– Видит Перун, бог наш, покровитель русских дружин, что я никогда не лгал ни другу, ни врагу! Могу на мече поклясться.
– Верю тебе, князь. Будь по-мирному: путь на Тмутаракань свободен!
Молчаливые ряды касожских воинов зашевелились, сдвигаясь к реке, освобождая проход для русских дружин.
Воевода Борислав, уловив кивок Святослава, первый тронул коня и, оглядывая касожскую рать, неторопливо направился вперед. За ним, бряцая оружием, последовала дружина.
Всадники ехали в несколько рядов, стремя к стремени, рослые, плечистые, в кольчугах, у каждого - копье и червленый щит, на боку добрый меч. По червленым щитам недруги издали узнавали русичей, их цвет наводил страх на греков и печенегов, на многих врагов Русской земли. Над рядами всадников проплыло княжеское знамя на золоченом древке. А князь, окруженный воеводами, все стоял на пригорке над рекой и смотрел вслед своим воинам. Напротив него стояли касожские старейшины и тоже провожали взглядами проходивших мимо них всадников.
Потом во главе с Перенегом пошли пешие ратники. Их было уже куда меньше, чем под Саркелом, - многие полегли в сечах, многих приняла сырая земля Дикого поля и сухие пески у Джурджанского моря. Но те, кто остался, надели поверх холщовых рубах новые хазарские кольчуги и шеломы, вооружились арабскими саблями и ясскими мечами. Это было грозное войско, и касоги, пытавшиеся сосчитать русских воинов, потеряли им счет.
Сдержанно простившись со Святославом, касожские старейшины отъехали к своему войску. Оттуда подскакали двое всадников.