Дорога на запад
Шрифт:
"Знак Голубого Кабана" оказался большой, беспорядочно выстроенной гостиницей, громоздящейся на крыши соседних построек, на самой вершине холма. Под крутой черепичной кровлей помещался второй этаж, сложенный из темных тесаных бревен и покрытый облупившейся штукатуркой. Первый этаж был сложен из каменных блоков, грубо отесанных рукой каменщика. По бокам строения были прорублены многочисленные окна, в которые вставлены были неровные стекла. Тяжелая дверь цвета темного масла стояла открытой.
Просторный зал уже наполнялся завсегдатаями, празднующими наступление вечера и хрипло приветствующими друг друга. В зале было тепло, благодаря четырем забранным решетками каминам и многочисленным масляным светильникам, которые излучали мягкий уютный свет. В воздухе распространялся запах эля и множества человеческих тел.
– И я вам скажу, парни, что никогда не придет тот день, когда Джон Фэлен сможет меня уложить! Даю слово, я ему его кривой нос поправлю!
– Этот проклятый фургон так и ездит едва-едва, с тех пор как Маленький Джек наехал на нем на малую стену...
– Это тот самый Маленький Джек, который стал отцом мальчишки Энид Парн, а потом вдул двум девчонкам Эрли Барра?
– Он самый и есть.
– Предприимчивый парень, не так ли?
– ...и тогда медник и говорит няньке...
– Истину скажу, если в ближайшие дни торговля не пойдет в гору, то очень многим не останется ничего другого, как сидеть и слушать, как бурчит в животе.
– ...разбойники и чудовища - вот и все, что мы слышим!
Кевин занял пустовавший стол в уголке у дальней стены, так что ближайшие к нему окна выходили на располагающийся внизу город, на путаницу его улиц и крыш. Он почти расслабился, но, разумеется, не сильнее, чем всегда. Конь его был поставлен в стойло, накормлен зерном и вычищен, его комнатка в казармах Стражи оказалась опрятной и безопасной. Впервые з долгое время он выкупался и переоделся в чистую одежду и запасные сухие ботинки. Его дорожная одежда была выстирана и повешена на просушку, и Кевин чувствовал себя настолько близким к ощущению полного довольства, насколько это возможно для человека. К тому же - а осознав это по-настоящему, он испытал чуть ли не шок - в его плаще и одежде было зашито драгоценных камней на двадцать тысяч золотом. Но это золото досталось ему обагренное кровью...
Кевин поспешно отогнала от себя это воспоминание, демон памяти чуть было не овладел им.
Но эти двадцать тысяч - об этом следовало поразмыслить. Никогд раньше ему и слышать не приходилось о таких деньгах, не то что представить себя их владельцем. Его отец совершал сделки с грузом, а денег, что остались от продажи "Кресчера", он практически так и не видел. "Кресчер"... Одно это имя причиняло боль. Сержант Рейлон занимался продажей шхуны и груза, а затем хранил вырученное от продажи золото, но Кевин чувствовал к этим деньгам странное отвращение: ему казалось, что это его жизнь и жизнь его родителей выражены в конкретной сумме денег. Он истратил это золото, выкупая свой контракт, он приобрел достаточно хорошего вооружения. Он также сделал подарки Раскеру, Сэнтону, капитану Даннелу и Рейлону и после долгих раздумий передал остаток денег служителю бога Маррина, который заведовал приютом для списанных на берег, увечных и престарелых моряков. Из Латонии он выехал на взятой напрокат повозке с парой серебряных монет в кошельке.
В Северо-восточном королевстве Кевин еще раз удостоверился, что бог Удачи и Везения имеет два лица. То, что он присоединился к группе искателей приключений, принесло ему больше золота, чем он мог унести, но, с другой стороны, эта авантюра принесла ему...
Кевин не в силах был преградить путь нахлынувшим на него воспоминаниям. Он в такой степени глубоко переживал это, что теперь эт пьеса разыгрывалась перед его глазами совершенно против его воли.
Угольно-черные коридоры казались туннелями, прорубленными в самом мраке. Кевин вспомнил влажные стены и омерзительный запах, царивший в подземелье. Он вспомнил, как часто он прикладывался к своему бурдюку с вином, совершенно уверенный в своей способности справиться со всем чем угодно, и не обращая особого внимания на советы товарищей быть начеку. Он только недавно вышел из стен Военной академии и удостоился звания рейнджера, и ему не надо было указывать, как себя вести. Именно этому он учился и преуспел. Все ему так и говорили.
Рядом с ним неслышно, словно смертельно опасный зверь, крался Гоун Тихий, гном с Голубой Горы, держа наготове щит и боевой топор. Их тени стелились перед ними, так как позади них тихо ступала Пола, высоко держа в руке фонарь. Когда они дошли до перекрестка, слева от них открылась еще одна темная арка-проход. Гоун остановился и вопросительно указал топором в направлении этого прохода. Кевин кивнул. Он хотел этим сказать, чтобы Гоун чуть отступил назад, а он - Кевин - собирался вслепую рубануть мечом з угол, на случай если кто-то - или что-то - притаилось там в темноте и поджидает их. Это было именно такое, подходящее место, но ему не хватило времени. Он слишком промедлил с ударом, слишком расслабился, выпив вина.
Раздался ужасный рев, огромная фигура ринулась на них из мрака. Направленный прямо на него сверкнул огромный меч, и этот меч начал уже опускаться. Кевин попытался увернуться, попытался прикрыться от удар щитом, прекрасно понимая, что уже слишком поздно. Но удара не последовало. Раздался яростный лязг железа о железо, затем крик удивления и боли. Что-то отбросило Кевина назад, и он упал на землю, успев увидеть только, как что-то большое ускользнуло во тьму, и услышал удаляющийся топот.
Гоун Тихий умирал, придавив к земле ноги Кевина своим телом. Кевин ясно представил себе, как гном, его друг, прыгнул вперед, чтобы перехватить удар, как он сбил Кевина с ног, и тогда лезвие огромного меч развалило его от плеча до груди. Гоун не сказал ни слова даже теперь, только грустно смотрел на Кевина, и на губах его застыла кривая улыбка, голова в последний раз дрогнула.
Эту картину Кевин носил внутри себя, как тяжелую якорную цепь, обвивающую сердце. И как будто этой тяжести было недостаточно. Пола тихо спросила, сразу после того, как Гоун умер:
– Еще вина, Кевин?
Кевин яростно стиснул зубы и заставил себя вернуться к настоящему. Итак, теперь у него был огромный конь и достаточно денег, которые помогут ему добраться до западных краев. Чего еще он мог бы желать?
Немного мира?
Толстый кусок тушеной говядины с луком исходил горячим паром в закрытой глазурованной миске. Кроме него, на столе был изрядный ломоть черного ароматного хлеба, чашка с маслом, острый сыр и вместительная кружка с пенистым добрым элем. Еду аккуратно и ничего не расплескивая, подавала миловидная девушка в голубом платье с узким лифом и широкой юбкой. Насколько Кевин успел заметить, она даже была в башмаках.
– Спасибо, - поблагодарил Кевин, улыбаясь, и был вознагражден быстрой гримасой и дерзким реверансом.
"Дерзкая девчонка", - подумал Кевин и подавил невольный смешок.
Он сразу вспомнил, как старина Раскер, бывало, выговаривал курсантам: "Не знаю, для чего я трачу свое время, пытаясь научить искусству уверенного ведения боя такое ленивое собачье дерьмо, как большинство из вас! Все, что вы когда-нибудь сможете, это махать мечом в воздухе, а ваши копья обломает первая попавшаяся дерзкая девчонка с косящим взглядом и другими спрятанными сокровищами".
Он вытащил из внутреннего кармана свою ложку, еще одну память об академии. Она была сделана из твердого серебра с ручкой в форме факела. Это было что-то вроде награды выпускникам, и, по слухам, их оплачивал лично Раскер.
"Всякий раз, парни, когда вам случится повесить голову, подумайте хорошенько, кто вы такие - или, по крайней мере, кем вы должны были бы быть и кого мы пытались из вас сделать. Не теряйте их!"
Он начал есть, а учеба в академии снова ожила в его памяти.