Дорога на запад
Шрифт:
Очень многие не выдержали и исчезли, ушли, заняв какие-то бессмысленные должности, и в конце концов растворились в безвестности, не оставив никакого следа. Многие из них были прекрасными фехтовальщиками, но их постигла неудача из-за отсутствия способности думать. Из тех, кто остался - лучше сказать "сумел выжить" - не было никого, к кому Кевин чувствовал бы близость или дружеское расположение. Часть из них принадлежала к аристократическим родам, и они с молоком матери впитали понимание древних традиций, прекрасно осознавая, что это - их право и обязанность. Остальные были сыновьями торговцев. Их называли "купленными", и они старались изо всех сил, побуждаемые либо собственным желанием, либо волей отцов. Они трудились в поте лица, с тихой яростью, под постоянной угрозой неудачи. Но все они были чужими Кевину, они были людьми суши. Или, скорее, это он был для них чужой.
"Страшный талант", - называли его. "Палач с дубиной", "Кевин-убийца" и еще много-много подобных кличек, большинство из которых он уже позабыл. Но все равно академии ему подчас сильно не хватало. Там, по крайней мере, хотя и без друзей, но он не чувствовал себя таким...
Одиноким?
Он отогнал от себя и эти воспоминания. Пусть все провалится в ад! По крайней мере, ему повезло, и он мог выкупить свой контракт. Те, кто не мог себе этого позволить, нынче, скорее всего, сражались на восточных рубежах, получая и нанося удары мечом в столкновениях, происходящих там. Почему же он не ввязался в эту драку, как они? Сражающимся на том дальнем рубеже наемникам король платил немалые деньги. Именно для этого его и готовили в академии.
Быть может, он был слишком независимым?
Раскер часто говорил ему:
– Ты, парень, держишься слишком сам по себе! Это было групповое упражнение! Ты что, не понял? Или ты не заметил, что рядом были еще и другие, когда бросился вперед? Вы должны были сражаться группа на группу так, чтобы научиться взаимовыручке и бою. Это вовсе не значит, что можно ходить гоголем и разыгрывать из себя героя!
– Но мы же победили!
– возражал на это Кевин.
И Раскер орал на него, подойдя почти вплотную:
– Пусть бы ты даже захватил королевский замок и арестовал королеву в ее спальне - меня это ни капли не волнует! Если я, прах меня побери, говорю тебе, что это, прах его побери, должно быть групповое упражнение, значит, это и должно быть групповое упражнение. В одиночку, Кевин, ты острее бельдийского клинка, но в группе ты не стоишь и воробьиного чиха!
И даже в воспоминаниях Кевин вынужден был признать, что это отчасти верно. Он не любил, когда вели его, не любил вести сам и не желал, чтобы кто-то стоял на его пути. Однажды он услышал, как кто-то сказал: "Вера - это та монета, которую лучше заработать, чем истратить". Он не совсем понимал, что это означает, но прозвучало это торжественно и значительно. Он же был маленьким кораблем в большом море, и сам себе прокладывал курс. Иногда Кевину казалось, что у этого высказывания может быть и такое значение.
Итак, он снова встал на якорь. Академия занимала такое важное место в его памяти, потому что была одна из лучших якорных стоянок в его жизни. Нет, конечно, не сама академия, это были Раскер и Сэнтон - их ему не хватало.
– Ну, ладно, - пробормотал Кевин сам себе, припоминая старое присловье времен академии: "Не важно, куда идешь, важно, что там ты и будешь".
Кевин оперся спиной о стену в своем углу, взял в руку кружку с элем и стал смотреть, как солнце покидает долину. На севере собирался мрак, и в темных тучах сверкали далекие зарницы, особенно загадочные в неровном стекле окна. "Сегодня утром восход был красным, - вспомнил Кевин.
– "Восход красный - день опасный". Ладно, крыша есть, пусть теперь льет", - решил он.
Между тем на лежащий внизу город наползала странная тень, словно отбрасываемая копьем какого-то из богов. Кевин прижался лбом к стеклу и стал смотреть на запад. Эту тень отбрасывала Скала-Замок, вырисовываясь н фоне закатного неба, словно обломанный черный клык. Позади него, над горами Макааб, тоже громоздились грозовые облака, словно боги всех бурь готовились отразить нападение ночи... Кевин отвернулся и оглядел комнату. В зале было тепло и, несмотря на надвигающуюся тьму, уютно и безопасно. С соседнего стола донесся взрыв смеха, и Кевин прислушался.
– ...и тогда Биллингс говорит сапожнику: "Не могли бы вы починить мне обувь, пока я тут жду?" А сапожник отвечает: "Дурачина, я могу починить твои ботинки, только пока ты ждешь!"...
Гостиница заполнялась. Кевин устроился поудобней в своем углу и велел подать еще эля.
Кевин хмуро посмотрел на жилистого, суетливого человечка, который налегал на стол напротив него. Очевидно, Кевин допустил ошибку, когд сказал, что в Мидвейле, как ему кажется, нет ничего интересного и занимательного. С тех пор, вот уже на протяжении часа, этот человек один за другим опустошал кувшины с его, Кевина, элем и, не переставая, сыпал словами, пытаясь доказать ошибочность этого представления.
А вот еще был случай!
– воскликнул вот уже в двенадцатый раз старый хмурый ворчун. Тут он сделал еще один большой глоток эля, рыгнул и вытер с лица пену тыльной стороной ладони.
– Разве это не удивительно?
Кевин кивнул, взглянув еще на двоих мужчин, присевших к его столу, и сделал знак служанке, чтобы принесли еще эля. Такое вступление, несомненно, предшествовало очередному рассказу о чудесных приключениях и таинственных происшествиях, имевших место в сказочном королевстве Мидвейла...
Он узнал, как собака дубильщика Роба загнала корову мясника Худ прямо в омут на Мельничном ручье и как эта корова камнем пошла ко дну.
Он узнал, как бондарь Джеймс вытащил всю паклю из только что проконопаченной лодки Блинки Таггерта, за то что Блинки не заплатил ему з изготовление четырех бочонков, и как эта лодка затонула на середине Солнечной, и Блинки, уцепившись за один из этих бочонков, плыл на нем до самого Внешнего Вейла, и еще Кевин узнал, в какое бешенство пришел Блинки, когда вернулся на следующий день домой, и Джеймс заявил ему, что один из его бочонков спас ему жизнь, так как без него Блинки непременно бы пошел ко дну вместе с лодкой, и как Блинки пообещал привязать Джеймсу на шею большой камень, и отправить его на дно реки, чтобы он поискал там пропавшую лодку.
И он узнал о том, как Перси Бигруд, по прозвищу "Большие груди", бежала абсолютно голой от самой Верхней улицы до Свиного брода и как потом ее забрали стражники и шериф посадил ее под замок за мелочную торговлю после того, как наступило время комендантского часа, а потом устроил стражникам настоящую головомойку за то, что они гнались за Перси со свистом и улюлюканьем от самой Бейкер-Лейн. Кевин не мог отрицать, что это происшествие привлекло его внимание, но за этим последовал непереносимо скучный рассказ о том, как Вилл Леркин время от времени натягивает на нос свою нижнюю губу, снимает повязку со своего больного глаза и идет отпугивать кобелей от собаки Джека Миллера.