Дорога стали и надежды
Шрифт:
Комбинезон повесила на вбитый и загнутый гвоздь. Стирать его можно и чуть позже, не помрет. Запасная форма, выбеленная временем «горка» лежала у Войновской наготове тут же, поверх рюкзака. Имущества с ней осталось совсем немного. Рюкзак с чистой одеждой и сухой обувью, портупея и длинный штык-нож от древнего германского карабина. Инга сдала в КХО автомат с разгрузкой, отдала бойцам ОЗК и противогаз с амуницией и сразу отправилась мыться, воспользовалась своей крохотной офицерской привилегией. Отдельную душевую ей выделил Степан Сергеевич, посопев и недовольно покрутив правый ус, все-таки сдался, и протянул ключ.
Инга разделась полностью, осмотрела
Душ не хотел работать также хорошо, как кран. Войновская повертела вентиль, прислушалась. Где-то вдалеке зафыркало, обещая все же дать воду. Мыться с помощью тазика и ковшика не хотелось. Хотелось встать под бегущую воду и стоять, смывая въевшиеся пот и грязь. Хотелось обжигающе горячих тугих струй, иголками бьющих по коже. Хотелось…
Войновская усмехнулась, глядя в угол с комком собственного грязного белья. На ее взгляд, трусам грозило уползти, спасаясь от обязательного пламени в печке-утилизаторе. И крамольные мысли про старую облупленную ванну, до краев залитую водой, самой Войновской показались глупыми и неуместными. Она еще раз повернула кран, тонко свистнуло и забурлило совсем близко.
Вода в трубах застоялась и сейчас недовольно ворчала, пробираясь к лейке душа. Да, что тут врать самой себе, учебный лагерь Ордена это не его же штаб-квартира. Наверняка можно держать все в порядке и рабочем состоянии, но… Но если все это делать лишь для командования, то получается так, как сейчас. Лейка пшикнула, выплюнула первую порцию воды. Войновская оперлась руками об стену, выкрутив кран на полную. Душ трагически закряхтел, напрягся и хлестнул по ее спине долгожданным горячим ударом. Крохотную каморку начало заволакивать паром.
В рюкзаке оказался неплохой обмылок, оставшийся после полевого выхода. Войновская тратила его, не опасаясь за несколько ближайших дней. Транспорт за учебными ротами придет завтра утром. А там – дом, темный, глубокий и относительно уютный. Как жилось здесь, в учебном центре обслуге и солдатам, она не хотела даже и думать – глушь, дикость, одни суслики с сайгами в степи. И те, стоит зазеваться, схарчат и не поморщатся.
Войновская несколько раз намыливалась и старательно, не щадя себя, терла тело жестким мочалом. Смыв воду, подняла руки, присмотревшись к подмышкам. Сплюнула, увидев ожидаемое.
В отросших светлых волосах, еле заметные, цеплялись гниды. Бельевой вше было все равно, на ком гнездиться: на новичке, приданном всего несколько недель назад, на пленном, работавшем день и ночь и моющемся раз в несколько недель, или на свежеиспеченном лейтенанте Ордена, полностью выложившейся во время учений. Вша, как известно, существо демократичное, готова прижиться на ком угодно.
Войновская провела ладонью по ежику на голове – ей всегда хотелось отрастить волосы. Больше того, Инга точно знала, что выйдет красиво, но перспектива в один прекрасный момент выводить из них паразитов отталкивала.
Войновская снова намылилась и полезла в разложенный несессер за своей драгоценностью. Довоенный, со стершейся надписью на металлической головке, бритвенный станок. Лезвия, купленные за три золотых червонца у одного из разведчиков, до сих пор оставались острыми. Она дернулась, когда одно разрезало кожу на пальце. Слизнула кровь и раскрутила станок.
Она слышала от женщин – воспитателей младшего корпуса про всякие смешные традиции, имевшие место до Войны. Те, как-то раз в бане, разговорились. Вспоминали какие-то «тампаксы», «жилетвенус» и прочие непонятные названия. Марь Паловна, крепкая, с круглыми мышцами на икрах, покрытых темным густым пушком, развздыхалась. Жаловалась подруге, вспоминая любимый депилятор и какой-то там воск для бикини-дизайна. Чуть позже Войновская, из сущего любопытства попытавшись разобраться в непонятных вопросах, нашла несколько старых и затертых до дыр журналов в караулке. Глядя на красивых, ровно золотистых женщин с круглыми тяжелыми грудями, глядящих со снимков жадными смеющимися глазами с притворством внутри, Инга сглотнула.
Сержант, ответственный за самых младших кадетов, тихо подкрался к Войновской со спины и… просто отодрал ее за ухо. Почему тот так малиново краснел, Инга поняла позже.
Ну, а сейчас ей волей-неволей самой, добровольно, приходилось водить станком чуть ли не от ушей и до пяток, удаляя любую, самую мелкую растительность. Ведь мелкой пакостной насекомой достаточно даже крохотных волосков, чтобы зацепиться и оставить свое потомство.
Инга практически закончила дело, сидя на влажной скамейке, притащенной из раздевалки и раскорячившись в не самой удобной позе, когда через шум воды ей послышалось какое-то движение. Войновская тихонько отложила станок, вставая. Она не успела. Пар разошелся, пропустив вперед кого-то.
Через расходящийся пар Инга смогла рассмотреть человека. И даже удивилась, разглядев в нем рядового, здоровенного облома из обслуживающего взвода.
– А, привет, красавица, – он улыбнулся. Наверное, да так оно и было еще час назад, улыбка его многим казалась красивой – открытой, честной, привлекательной.
Инга так не считала. От парня разило спиртом и опасностью. Улыбка? А что улыбка? Чего ждать? Почему вот так просто? Зашел, и что дальше?
Обманываться не стоило, хотя… вряд ли он попробует ее убить. Раз решился на такое, знать, не впервой. Но многое ли могли слышать про учебный центр молоденькие лейтенанты в корпусе? А раз так, стоит беречься. Пока, во всяком случае.
Они смотрели друг на друга, молчали.
– Не страшно? – поинтересовалась Инга, добавив в голос немного дрожи. Так, сердце перестало колотиться, и она успокоилась. Что надо сделать? Правильно, три вещи.
Не спровоцировать его. В тесноте душевой шансов у Войновской просто ноль.
Не дать увидеть портупею со штык-ножом. Шансов станет совсем мало.
Встать и добраться до несессера.
Он усмехнулся, пока не делая ничего плохого.
Инга наклонила голову набок. Не верилось в легкое решение проблемы, казалось глупым. Войновская завела руки за голову, выгнулась. Он засопел, потянулся к ней. Правильно, давай-давай, голубчик, иди сюда, двигай ко мне, любуйся на задок и все прочее. Смущаться и прикрываться руками могла любая из женщин обслуживающего персонала Ордена или из редких красоток, живших за счет командоров, но точно не она, офицер и командир.