Дорога стали и надежды
Шрифт:
А то она не понимала! Спаренные стволы загрохотали чаще, поливая буруны очередями. Зажигательные оказались как нельзя более вовремя, давали возможность хотя бы как-то проследить директрису. Под дно «Арго» опять ударили жестким и твердым, корму чуть подкинуло, и последние очереди ушли в хмурящееся серой мглой небо.
Митрич, беззвучно шевеля губами, шептал что-то. Может, даже молился, кто знает? Было от чего.
Река кипела. Река рвалась к судну и вкусным человечкам на его борту. Река оскалилась сотнями зубов разных размеров и форм. Река старательно тянулась к манящей плоти клешнями, щупальцами и даже подобием
Уколова стреляла, стараясь экономить боеприпасы, а в голове билась одна-единственная мысль: «Ну, как можно было так расслабиться и не понять того, что здесь на самом деле самое опасное и страшное?!!»
Антон Клыч с его безумными глазами и страстным желанием причинить боль, не шел ни в какое сравнение с водными. Он явно хотел узнать нужное ему, пусть и наслаждаясь при этом причиняемым насилием и упиваясь своей властью на ней. Но съесть Уколову в его планы совершенно не входило.
Клешень… словечко водники подобрали точное, прямо попадание в десятку – огромные клешни, зазубренные и шипастые, даже в наступающей темноте виделись сразу, несмотря на обилие прочего добра вокруг, пусть и рангом поменьше.
Уколова стреляла. Стреляла, забыв о скрытности. Стреляла, шипя от боли, но наплевав на нее, отодвинув в сторону. Стреляла, отсекая в голове количество потраченных патронов в ленте. Стреляла интуитивно, порой на звук, не видя ничего точного. Стреляла по мелькавшим в волнах поблескивающим силуэтам. По гривастым головам. По жестким хлыстам усов. По зеркальной чешуе. По шипастым спинам.
Вспыхнул острый белый свет слева. Митрич, наставив вперед несколько «Лун», уже торопился набивать следующие ленты. Две коробки, захваченные мастером с собой, ждали своей очереди.
Лучи прожекторов, соединенных в связку, рассыпались конусом. Уколова на миг замерла, наконец-то увидев это…
Река кипела, разбегаясь волнами от быстро догоняющего «Арго» толпы водных мутантов. Да, их не было и сотни, и даже пяти десятков Уколова не насчитала бы, но и тех, что гнались за ними, хватило за глаза.
Она смогла остановить где-то троих, не более. И из них всего одного крупного, того самого клешня. Черный шерстяной недомерок с кожистыми плавниками на шести конечностях явно не в счет. Второй мутант, та самая водомерка, непомерно разросшаяся насекомовидная страхолюдина, чуть не добралась до борта своими тремя лапами с пилами на концах. Ее Женя срезала двумя очередями подряд, никак не меньше. Расклад выходил не самый лучший – преимущество явно было за водными.
С носа доносился грохот КПВТ, заставляя нервничать еще больше. Темп стрельбы Азамат держал быстрый, стало быть… Стало быть впереди все еще хуже. Борта, прикрытые откинутыми острыми «шипами», держались, хотя все чаще «Арго» кренился то на одну, то на другую сторону. Следом за каждым наклоном слышались громкие плюхи от соскальзывающих в воду тел.
Но ей хватало забот и здесь.
Выпрыгнувшую полностью из воды помесь ящерицы и солидных размеров рыбины (или рыбину, отрастившую лапы с хвостом) Женя сбила в полете. Развернулась к повисшим на «рогах» странноватым земноводным, больше всего похожим на огромных жаб, обладающих солидных размеров зубами и конечностями, подозрительно напоминающими человеческие. Металл «шипов» еле слышно трещал под их весом. Корма дрогнула, когда к трем хмурым бородавчатым мутантам присоединилась еще одна товарка.
Очереди прошлись по ним, как горячая вода по талому снегу. Прочертили влажные следы по плоти, с чавканьем принявшей в себя пули. Крайняя из «жаб», невыразимо грустно квакнувшая и сморгнувшая выкаченными глазами, отцепилась неохотно, но все же упала вслед за остальными. ПКТ стучал дальше, шипя, паря раскаленными стволами. Дождь не успокаивался, мешая Уколовой.
Она продолжала стрелять, уже полностью войдя во вкус боя. Старалась не упустить ни одну мелочь, поймать вовремя любое движение, ударить короткой экономичной очередью. Пулемет уже один раз замолчал, жадно лязгнув последними звеньями лент. Митрич подскочил, с хрустом подтащив по доскам новые коробки, зазвенел, протягивая металлических змей, щерившихся блестящими головами маленьких смертей. А Уколовой пришлось волей-неволей опробовать ее новинку. «Кедр» и она сама не подвели.
Спасло небольшое расстояние и поворот, куда «Арго» вписался с грацией перекормленной индоутки. Облепленный голодными злыми водными, кораблик упорно шел вперед. А Жене, на несколько секунд оставшейся без надежнейшего ПКТ, пришлось спасать их с помощью кургузого пистолета-пулемета. Если бы не девять миллиметров, если бы не они…
От первых же выстрелов по пальцам прошла дрожь боли, но она стиснула полыхнувшие огнем зубы, наплевав на раскрошенные пеньки нескольких. «Кедр» бил точно и кучно, шпигуя нападающее зверье свинцом и сталью. Широкие шпеньки снарядов, упакованных в серую наружную оболочку, сыграли свою роль с честью.
Кромсали больную плоть водных, хрустели хитином и хрящами, раскурочивая лобастые, приплюснутые, вытянутые и шишковатые головы. Прошивали насквозь плотное вязкое мясо, вынося наружу клочья плоти, дробя тонкие, хотя и прочные кости. Деформируясь, продолжали свой путь внутри тела, отшвыривая в воду самых назойливых.
Женя палила недолго, пока не привыкнув до конца, но осознавая только одно: не выйдет – погибнет. Страх за собственную жизнь помогал, подгонял самым лучшим средством, острым и пробирающим насквозь кнутом адреналина. Жить хотелось. Очень сильно.
Данг! Данг! Данг!
Безмолвно раскрывший широченную пасть рыбочуд, чуть не доставший возившегося Митрича, улетел вниз, в кипящую ледяную воду.
Данг! Данг! Данг!
Три пули подряд с жутким хрустящим звуком разнесли спинной панцирь клешеня, брызнувший осколками, сумевшими даже срубить небольшое щупальце мелкого острозубого нахала, упорно карабкавшегося на борт.
Данг! Данг! Данг!
Наискось, слева направо, очередь прошлась по приземистому созданию, очень сильно смахивающему на человека, давно и прочно живущего под водой. Тот молча упал на палубу, скрипел твердыми крючьями ногтей по доскам, выдирая щепки и никак не желая умирать.
Добил его освободившийся Митрич, плачуще трясущий жидкой бороденкой, ударил багром, пробив выпуклый, зеленовато отсвечивающий затылок.
ПКТ загрохотал снова одной единой волной, с левого на правый борт, бил по торчащим «шипам», по облепившей их водной больной плоти, стремящейся победить самого страшного врага – голод.
Правая рука, превратившаяся в угли, стреляла разрывами и вспышками раскаленной боли. ПКТ продолжал вести огонь. Уколова, разинув рот в монотонном крике, спасала свою собственную жизнь.