Дорога стали и надежды
Шрифт:
Женя попробовала ее сдвинуть, со щелчком прокрутив к себе. Пальцы, разом крикнувшие от боли, легли на гладкий пластик даже удобно. Митрич протянул магазин. Уколова покрутила его в левой руке, примериваясь. Щелчок не задержался, так что теперь Женя оказалась даже вооружена.
– Пользуйся, – буркнул Митрич, положив на верстак подсумок и портупею. – Непривычно, потренироваться бы тебе… да не судьба.
Она вышла, встав под навес. Дождь не собирался утихомириваться, хлестал жесткими злыми плетями, смешиваясь с ветром. Тот, подлец, неожиданно сыпанул
– Лейтенант! – Азамат оказался рядом, держал наперевес совершенно ужасный по калибру дробовик. – Держись рядом.
– Что случилось?
– Не что, а кто. Пока непонятно. Зуич уже с десяток минут ждет нападения. О, тебе сделали пулялку?
Женя кивнула. Под днищем, со скрежетом и скрипом, что-то проплыло. Или кто-то. Уколовой очень хотелось, чтобы «что-то», бревно-топляк, к примеру. Представить себе, каким местом надо так пройтись по металлу, не получалось.
– Иди к Зуичу, – попросил Азамат. – Там безопасно. Относительно, конечно.
И быстро, насколько позволяла скользкая палуба, побежал к «Утесу» на носу.
Зуич сидел на своем кресле, все такой же хмурый и чем-то недовольный. Подмигнул Жене, одобрительно кивнул, глядя на новое приобретение.
– Ну, надеюсь, пальцы-то заживут, а, красотка? – сплюнул за борт табачную слюну. – Пока ведь что надо, так?
Женя кивнула. Встала сбоку. Чего-то не хватало.
– Подожди, кто на корме-то?
– А никого… – Зуич покопался в карманах своего безразмерного плаща, выудил яблоко. Желтое, крепкобокое, с налипшими кусочками махры и крошек. Протер об отворот, задумался и протянул Жене. – Угощайся.
– Да нет, спасибо. Что происходит-то?
Зуич пожал плечами.
– Осень, голод надвигается. Вот они сейчас нас жрать хотят. Водные, в смысле. Слышала, под дном прошелся кто-то?
– И?
– Ну, скорее всего, клешень это. Рак, то есть. Только большой, такой… с половину тебя будет.
– И много их тут?
– Немало. И не только их.
– И никого на корме?
– Кто-то должен следить за машиной. Из Митрича стрелок, как из меня балерина. Я смахиваю на балерину?
– Ленты заряжать он сможет?
Зуич зараз откусил половину яблока, задумчиво посмотрел на него и отправил в рот остатки. Сосредоточенно засопел, пережевывая.
– Фмофет…
– Гони его на корму. – Уколова взяла себе широкополую странную штуку, замещающую Зуичу головной убор. – Шляпу твою возьму, флибустьер?
– Это зюйдвестка… А так-то бери, конечно. Там сейчас… ветрено и сыро.
Тут оказалось не просто «ветрено и сыро» – на корме, открытой дождю и ветру, сносило с ног налетающими резкими порывами. Ноги разъезжались по склизким доскам, не помогали даже широкие резиновые полосы, крест-накрест набитые поверх них. Уколова несколько раз чуть не упала, спас лишь качающийся от ветра фальшборт.
ПКТ, тоскливо свесив стволы
– Ты осторожнее. – Митрич покосился вниз. – А если бы я не успел?
– Спасибо. – Женя выдохнула. Черные огромные бусины глаз, смотрящие на нее из воды, пока не пропали из памяти. – Помогите расчехлить.
На чехол к пулемету шла та же самая кожа, что и на навесы. Промасленная, она не пропускала воду к металлу, но и скользила – будь здоров. Отяжелевшая от сырости, сбросившая под ноги несколько литров воды, упала на палубу, открывая уже снаряженный ПКТ. Уколова встала под наплечные дуги, дожидаясь, пока Митрич поможет набросить их плотнее. Попробовала гашетку большим пальцем левой ладони.
Выходило не особо удобно, а правая рука взорвалась вспышкой боли. Пришлось одновременно стискивать и ладонь, и зубы, наплевав на белые раскаленные круги перед глазами. Она всхлипнула, заметив красноватые пятна, появившиеся на бинтах.
– Ты как? – Митрич, испуганно косясь на реку, звенел лентами. – А?
– Нормально… – прошипела Женя сквозь зубы, стараясь свыкнуться с болью, радостно накинувшейся на потревоженную руку. – Патроны обычные?
– Кто ж на реке обычными-то стреляет? – удивился старик. – Бронебойные, зажигательные, осколочные.
– Откуда осколочные, а? Это ж семь шестьдесят два…
– Откуда, откуда? Отсюда. – Митрич пальцем постучал по лбу. По ее. – Голова нужна чтобы ею думать, а не только, чтобы в нее есть.
– Ладно. – Уколова вцепилась в затворы, еще раз всхлипнула, потянув их на себя, толкнула назад. Пружины, тугие, хотя и хорошо смазанные, щелкнули. – Ну вот и славно, вот и хорошо.
К каплям от дождя, протекающим где-то через прохудившуюся кожу зюйдвестки, примешивался пот. Слабость накатывала потихоньку, грозя перерасти во что-то похуже. Лишь бы выдержать, лишь бы отбиться. Не верить водникам, знавшим реку досконально, не стоило. Да и вон…
ПКТ загрохотал, дернувшись в ее руках. Дуги смягчили часть отдачи, убрали ее в с плечи, но Уколовой хватило. Пальцы, затрясшиеся и вибрирующие, превратились в осколки стекла, шевелящиеся под кожей. Она крикнула, продолжив огонь.
Река вскипела сразу в нескольких местах. К судну с пяти направлений двигались буруны. И пусть пока их скорость не казалась большой, но обманывать себя было глупо. Схватку «кто убежит, а кто догонит», явно выигрывали живые организмы, а не хитроумная машина. Дождь и сумерки мешали разглядеть что-то точно, но в одном Женя была уверена – ее первая очередь не остановила ближайшую цель.
– Щас, щас!!! – Митрич торопливо оказался сбоку, начал сдирать чехол еще с чего-то. – Стреляй, стреляй!