Дорога стального цвета
Шрифт:
Беспрекословно подчиниться такой пигалице, пусть даже она с ружьем? Нет, этого они не могли себе позволить. Яблок им скорее всего не видать теперь, но и позорно драпать они не собираются.
— Не бойтесь,— как можно спокойнее сказал Зуб. — Какой дурак патроны ей даст?
— Не уйдете?— угрожающе спросила малолетняя сторожиха, но в ее голосе вместе с угрозой звучала растерянность.
— Дай яблок натрясти, тогда уйдем. Девчонка отвела ствол ружья немного вбок,
крепко зажмурилась и выстрелила. Зуб видел, как шмякнулось крупное яблоко.
— Если второй раз пальну,— чуть не плача закричала девчонка,— тогда на себя пеняйте! Не дожидайтесь!
Орава сначала попятилась, а потом трусцой отбежала к лесополосе и скрылась в кустах.
— Я ее тут видел,— дрожащим голосом сказал Санька Крутько.— Она тут со сторожем ходила. Внучка, наверно.
— Вот малолетка!— не то восхищенно, не то со злостью воскликнул кто-то из ребят.
— Эта малолетка влепит солью в зад— не обрадуешься.
— Точно. Неделю в тазике сидеть будешь.
Зуб молчал, с прищуром поглядывая в ту сторону, где за яблонями время от времени мелькало светлое платьице. Поразмыслив, он велел разделиться на две группы и двигаться в разные стороны.
— Мальчики, я вас прошу, уйдите по-хорошему!— звенел голосок невидимой из-за яблонь малолетки.
Она, конечно, следила за ними и сразу разгадала хитрость.
— Теперь пусть стреляет,— злорадствовал Крутько.— У нее, может, и был-то один патрон — у деда стянула.
Бах!— снова разнеслось по саду. Ребята невольно втянули головы в плечи, но не остановились.
— Давай, давай, стреляй!— крикнул Санька и противно захохотал, как хохочут перепуганные, но не сознающиеся в этом люди.
Остальные тоже засмеялись, засвистели, заулюлюкали, стараясь отогнать от себя страх. Мишка Ковалев подбежал к яблоне, на верхушке которой кое-что осталось, и начал трясти изо всех сил. Остальные кинулись подбирать падалки. Каждому и по десятку не досталось.
Двинули дальше. В открывшемся междурядьи они увидели далекую уже фигурку в светлом платьице. Девчонка стояла на прежнем месте, не кричала и, как видно, не собиралась больше стрелять.
— Вот лопухи!— возбужденно вопил Санька, кривя слюнявые губы.— Сторожиху нашли! Пусть спасибо скажут, что ружье не отобрали.
— Дед, наверно, заболел и за себя оставил.
— Лопух этот дед!
— Гляньте, вон антоновка!
— Где, где?— закрутила головами ребятня.
В глубине сада, метрах в пятидесяти, ядреная желтая антоновка гнула ветки к земле. Зуб снова ощутил на языке кисло-сладкий, острый вкус яблок.
— Бежим!
К антоновке кинулись с гиком, с посвистом, замахали над головами белыми наволочками. Теперь все нипочем! Сад, можно сказать, отвоеван, рви— не хочу!
Литые, будто синим инеем тронутые, яблоки ударили в землю густо, гулко. Кулаки, а не яблоки! Ахнет такое по маковке — круги перед глазами пойдут, а по спине придется — выгнешься.
Зуб уже набил антоновкой половину наволочки, как вдруг услышал шум приближающейся машины. Все замерли, настороженно вглядываясь в прогалы между деревьями.
Зуб вспомнил, что им кричала девчонка: «второй раз пальну, пеняйте на себя, не дожидайтесь». Ясно теперь, что значит второй выстрел. И каждый из ватажки, должно, подумал о том же. Но все надеялись, что машина проезжая, не имеет к саду никакого отношения.
Грузовик вынырнул в междурядье неожиданно. В кузове стояли трое. У каждого в руках поблескивали вороненые стволы ружей. Вот тебе и антоновка...
— Тикай! —крикнул Зуб и кинулся к лесополосе. Бах! Ба-бах!
Над головой коротко шикнуло. «Дробь»,—догадался Зуб. Он протаранил кусты посадки и вырвался на жнивье, чуть не потеряв форменную фуражку. Впереди, через поле,— вторая лесополоса. Побросав под яблоней набитые наволочки, по пятам бежала ребятня,
— Врассыпную!— не оборачиваясь, крикнул Зуб.— Переловят...
Главное — дотянуть до второй лесопосадки. Она такая широкая и густая, что ловить их там будет бесполезно.
Гул машины слышался где-то позади. На минуту даже показалось, что он отдаляется. Пугнули, наверное, и уехали назад.
Зуб оглянулся в ту секунду, когда из посадки на жнивье вынырнул грузовик со стрелками. Искали проход через заросли.
Ноги чуть касаются земли, в ушах— ветер. Скорее! Еще быстрее! Лишь бы до зарослей, а там ищи-свищи.
Бах! Бах!
Зуб понимал, что целят над головами. Для страха, чтоб на землю попадали.
Тяжелое дыхание сзади, кажется, Мишкино, перешло в жалкие всхлипы.
— Дяденьки!— завизжал вдруг Мишка и сразу отстал.— Не надо!..
Посадка все ближе. Но и машина почти за спиной.
Зуб снова оглянулся на мгновение и увидел, как из кузова на ходу сиганул парень и кинулся к Мишке Ковалеву. Готов один.
— За тем давай! Жми!— кричали с машины, и Зуб почему-то догадался, что это о нем.
Крутько же в это время стал петлять по полю, и стрелки, видимо, решили, что его словить будет несложно.
Глотка стала тесной для дыхания, грудь распирало до боли, а ноги едва поспевали одна за другой и слабели с каждой секундой. Машина ревела так близко, что Зуб подумал: наедет, сомнет. Он скосил глаз. Объезжают слева. Неожиданно Зуб повернулся и рванул наискосок к машине.
— Разворачивай!—завопили в кузове.
На полном ходу машина сделала широкую петлю, но Зуб уже снова бежал к посадкам.
— Ну, стервец, держись!— орали с машины. И снова — бух! бух!
Посадки — рукой подать. Но машина опять обгоняет. Уже спрыгивают на землю парни. Зуб стреканул в сторону. Погоня — за ним. Один прямо на пятки наступает.