Дорога в Небо. Книга вторая. Цена мечты
Шрифт:
Не представляю, какой праздник царит в японском концерне Комацу и нашей Росгеологии! А наш последний олигарх Иван Поднесский, небось, вообще на ушах ходит!
Ну да, у него только треть акций госкорпорации – большая часть все-таки у государства. Ну да, ему придется отстегивать положенные 75 процентов подоходного налога, но все равно это попахивает увеличением его многомиллиардного капитала в разы!
Штурмовать Ванюше первые строчки списка Форбс.
А у наших пропагандистов появится очередная тема: «Вот видите, западные господа, российские
А то, что этих самых олигархов к нашему времени уцелело столько, что одной руки хватит пересчитать, дело другое.
В самом деле, никто же не мешал толстосумам двухтысячных вести себя скромно и сдержано!
Сначала развязали необъявленную войну против президента Серпухова и его соратников. Скольких его друзей киллеры убили, на самого президента покушались семь раз! Ну и пошли олигархи кто на нары в пожизненное заключение, кто в деревянные ящики. Спецподразделения только что воссозданного КГБ при захвате поместий старались их хозяев живыми не брать.
А дважды пропущенная через досрочные выборы Госдума приняла налоговый кодекс с крутейшей прогрессивной шкалой налогов и целую пачку законов. По которым, те богатеи, что хотели остаться в России, должны были вернуть в нее все зарубежные активы и жить по новым законам. Большинство тех, кто с этим не согласился… просто уехали на Запад, оставив все свое имущество родной стране. Туда же, но уже пинком и пожизненно лишенные гражданства, отправились те, кто решил поиграть «с авторитарной властью военной хунты и кровавой гэбни». А конфискованная собственность национализировалась и на ее основе разворачивалась грандиозная реиндустриализация, которая и привела меня, Анастасию Белякову, сюда, в пояс астероидов.
Народ, правда, возмущался таким мягким отношением к бывшим хозяевам жизни, требовал крови. И для меня самой до сих пор непонятно, почему такой жесткий и даже жестокий в других проявлениях политики Серпухов не повторил в стране 1937 год. Вполне бы мог. Может быть, он не сделал этого потому, что понимал: кровавый маховик пойдет раскручиваться, только дай ему сделать пару оборотов.
Так что западная цивилизация приняла в свои объятия последнюю самую состоятельную волну русской эмиграции. Вот только миллиардные счета в швейцарских банках очень быстро обесценились. Двадцатые годы были для мира капитала просто жутко катастрофическими.
Сначала украинский кризис и газово-нефтяное эмбарго России, которое подкосило европейскую экономику. Потом крах транснациональных корпораций, когда в 20 году Китай национализировал все иностранные предприятия и обрушил доллар. Потом по США врезала со всей силы проигранная вторая Китайско-Американская война. А напоследок, в двадцать седьмом, ВКС России, Индии и Ирана перемешали с песком нефтяные монархии Саудовского полуострова.
Так что бедные-несчастные богачи.
Вот.
И о чем это я?
А! О месторождении Хаякава, что в кратере Ханы! Мы все, когда услышали радостные вопли Федора по
– Ничего себе признание в любви, – прокомментировала Катя.
Мы с Игорем только кивнули. Теперь уже ни у кого из нас не осталось и тени сомнения в том, какие отношения связывают эту парочку.
Впрочем, при нас они стараются вести себя как обычно. В меру безбашенно, то есть. Но сегодня, когда эти двое обормотов отправились на «Ласточку», консервировать оборудование так хорошо послужившего нам маленького кораблика, я прекрасно разглядела озорные и азартные искорки в глазах Ханы.
Я вовсе не собиралась подглядывать за ними! Просто проверила, идет ли с камер наблюдения «Ласточки» видеопоток.
Не идет. Неисправность. Да еще и хитрым образом заблокирована возможность включить видеосъемку с Земли.
Моя рука сама потянулась к сенсорам пульта, чтобы исправить аварию. Но я остановила себя.
И густо покраснела, представив, какое изображение пойдет тогда в ЦУП.
Эти заразы пробыли в кораблике целый день! На ужине были усталые, но довольные, как мартовские коты, вернувшиеся после многодневного загула.
Потом, когда мы с Ханой остались одни, я тихонько спросила ее:
– И как?
Та остро на меня посмотрела, но ответила честно:
– Суперски! – и похвасталась: – Я буду первой за многие века, кто дополнит камасутру десятком новых позиций!
– Хана, у тебя в голове хоть немного мозгов сохранилось?
– Нет, конечно. Федя все вышиб.
– Вы хоть предохранялись?
– Интересно как? – усмехнулась подруга. – Я не видела в номенклатуре наших запасов столь специализированных изделий. Но у меня вроде бы не очень опасный период. Так что, надеюсь, пронесет. А ты, дорогая моя Нася, будешь молчать как самый тихий глубоководный кальмар!
Я лишь вздохнула.
А через месяц оказалось, что Хана ошиблась. После очередного медицинского осмотра Катя поморщилась, как от зубной боли, и спросила у космолетчицы:
– И что ты теперь будешь делать?
Японка пожала плечами и спокойно ответила:
– Рожать.
– Идиотка, – печально констатировала врач экспедиции. – Во время посадки на Землю у тебя будет уже пять месяцев. При трехкратных перегрузках, жуткой вибрации и прочих прелестях.
– Я все равно попробую, – со стальной невозмутимостью заявила Хана. – Катя, это не обсуждается.
И Екатерина Новкина больше на эту тему с Ханой не заговаривала. Более того, она, так же, как и все мы, встали на сторону японки, когда доктора с Земли попытались уговорить Хаякаву сделать аборт.
Мне было до чертиков страшно потерять свою дорогую подружку, но я понимала, что предай я ее сейчас, и все. Сама не смогу смотреть ей в глаза.
А еще я очень сильно ей завидовала и запоздало думала, что, может быть, все-таки была не права тогда в декабре тридцать шестого.
Бракосочетание отпраздновали 15 апреля.