Дорога в Омаху
Шрифт:
– Почему бы не сохранить нам статус-кво?
– В чем конкретно?
– В том, что касается «надежного укрытия», – произнес Смитингтон-Фонтини медленно, как бы поясняя то, что и так очевидно. – Если бы ты сказал мне прямо, что у нас ни к черту не годные и армия, и военные в высших эшелонах Пентагона, то я, возможно, и согласился бы с тобой. Однако, принимая во внимание недавние свершения генерала, мы должны поверить ему на слово, что его убежище действительно надежно и достаточно хорошо защищено от непогоды.
– От непогоды?
– Этим понятием я обозначаю практически любое отрицательное явление. Раз все они находятся
– Но я, черт возьми, не знаю, где это!
– Тем лучше… А твоему связному известно их местопребывание?
– Он сможет выяснить это, если Повелитель Грома найдет его доводы убедительными.
– Ты упомянул по телефону, что он хотел бы, чтобы ему были приданы… «вспомогательные силы». Это и в самом деле то, что ему нужно?
– Готов целовать свинью, чтобы доказать, что так оно и есть! Это как раз то, что ему требуется… А кого бы предложили вы ему в подмогу?
– Твоего помощника по прозвищу Туша. Для начала и он сойдет.
– Я против! – возразил Манджекавалло. – У меня для него другая работа. А кто еще у вас на примете?
– С этим не так-то все просто. Как я говорил уже, наши патроны здесь и за океаном твердят упорно, будто мы не поддерживаем каких бы то ни было отношений с семьями, как утверждает мистер Цезарь Боккегаллупо. Потому-то я и предложил кандидатуру Туши, личности исключительной, поскольку, будучи в известном смысле твоим телохранителем, он не отличается особой широтой ума… Кажется, ты сказал, что он предпоследний из так называемых «уличных горилл»?
– Предпоследний?
– Ну да! Последний был бы настоящей гориллой, владеющей английским языком. Или не согласен?
– Сколько можно говорить о моем телохранителе, этом уличном бойце Туше?
– Он же твой денщик, Винченцо, мальчик на побегушках!
– Знаете, от вас у меня мозги цепенеют. Кого угодно с толку собьете!
– Я стараюсь говорить как можно доходчивее, – отозвался промышленник заплетающимся от изнеможения языком. – Но боюсь, что мы мыслим на разных волнах.
– Попытайтесь все же, Смити, настроиться на мою! Вы изъясняетесь, приятель, точь-в-точь как то печеное яблоко, которое ведает государственным департаментом.
– Потому-то я и ценен для тебя, неужто не ясно? В отношении его у меня нет никаких иллюзий: он маргинал и социально приемлем лишь как таковой. Твои решения, хотя и не совсем бесспорны в моральном плане, куда продуктивнее, чем его, насколько могу я судить исходя из своих интересов. И если даже я предпочту его коктейль с лимоном твоему овощному рагу, то это вовсе не значит, что мне неизвестно, когда заказывают виски, а когда – пиво. Почему, думаешь ты, индустриальные демократии столь благостно терпимы? Да потому что, и не преломляя с тобою хлеб, я был бы безмерно счастлив помочь тебе испечь его.
– Знаете, болтун-златоуст, у меня такое чувство, будто я слышу вашу маму. Там, под этой толстой кожей, у вас все-таки есть кое-что. Итак, каков же будет наш следующий шаг?
– Поскольку нормальные пути тебе заказаны, я посоветовал бы набирать рекрутов из открытого для всех сборища талантов. Скажем, из тех же наемников.
– Из кого?
– Ну, из профессиональных солдат. Они в целом мразь, подонки: дерутся только за деньги, а на все остальное им наплевать. В прежние дни это были экс-бандиты из вермахта, беглые убийцы или опозорившие себя бесчестным поступком бывшие военные, которых ни одна армия не взяла бы в свои ряды. В настоящее же время, думаю я, рассчитывать следует только на две последние категории. Большинство фашистов или уже умерли, или слишком стары теперь, чтобы бить в барабаны или дуть в свои рожки. В общем, по моему мнению, заняться вербовкой этих сорвиголов – самое умное, что мог бы ты предпринять.
– Где же найти этих славных бойскаутов? Я хотел бы как можно быстрее подобрать себе надежную охрану.
– Я взял на себя смелость захватить с собой специально для тебя дюжину личных дел из вашингтонского агентства «Кадры плюс-плюс». Мой служащий из Милана, которого я отправил туда, доложил мне, что означенные лица хоть сейчас готовы стать в строй. Исключение составляют лишь двое, но и те смогут выбраться из тюрьмы к завтрашнему утру.
– Мне нравится ваш стиль, Фонтини, – признался временно усопший директор Центрального разведывательного управления. – Где эти бумаги?
– На кухне. Пойдем со мной. Можешь позвать Тушу, чтобы посторожил входную дверь.
Десятью минутами позже, сидя за добротным сосновым столом с разложенными по всей его поверхности папками, Манджекавалло принял решение.
– Вот эти трое.
– Винченцо, ты и впрямь незаурядная личность, – заметил Смитингтон-Фонтини. – Двоих из этих трех выбрал бы и я. Если отвлечься от того факта, что, как должен я сообщить тебе, они в данный момент только готовятся еще к побегу из тюрьмы в Аттике, их можно будет сразу же ввести в бой. Что же касается третьего, то он, вне всякого сомнения, законченный псих. Это американский нацист. Выложил огненные свастики на земле, принадлежащей Организации Объединенных Наций.
– И он же кинулся еще под колеса автобуса…
– Это был не автобус, Винченцо, а патрульный фургон, увозивший его дружка, такого же психа, арестованного на Бродвее, где он разгуливал в форме гестаповца.
– И все-таки он преодолел ни много ни мало девять ярдов, чтобы помешать кому-то сделать что-то. И это для меня главное.
– Ясно. Однако следует иметь в виду, что вопрос еще остается открытым, действительно ли он собирался совершить на Сорок седьмой улице этот поступок или же его просто толкнул рабби.
– Я рискну… Когда они смогут добраться до Бостона?
– О первых двоих мы узнаем после поверки в тюрьме, ну а наш нацист скрывается где-то после того, как получил пособие по безработице по украденной карточке социального обеспечения у какой-то раздававшей займы акулы, которую он искупал в Ист-Ривер.
– Он подходит мне – не по своим политическим взглядам, которых я никак не приемлю, а тем, что годится кое на что. Все эти драчуны-психи, как верно вы подметили, могут быть порой полезны, и для того, чтобы привести их в боевую готовность, достаточно лишь ударить в барабан или подуть в рожок. Если тем двоим удастся бежать, то это будет своего рода подарком от пречистой девы нашему делу во искупление чудовищной несправедливости в отношении племени явных неудачников, которых безусловно уничтожили бы, если бы не своевременное мое вмешательство. Нам с вами надо как можно скорее провернуть это дело – запустить наших боевиков в Бостон, в то самое надежное укрытие, где бы оно, черт бы его побрал, ни находилось… Впрочем, вполне возможно, что эти «цуккини» в Вашингтоне уже уничтожили генерала.