Дорога в Омаху
Шрифт:
– Не только. По словам генерала, который стоит за всем этим, они в отличной форме. Знаете ли, в тех фильмах о Рембо им доставались кое-какие роли. Актеры крайне щепетильны во всем, что касается их внешности.
– Миссис Трухарт! – воскликнул государственный секретарь. – Не будете ли вы так любезны объяснить мне, какова цель всей этой беседы?
– Подвести вас к решению проблемы, Уоррен. Я буду изъясняться весьма абстрактно, чтобы в случае чего иметь потом возможность отрицать все с чистой совестью. Но я уверена, что вашего тонкого, высокоразвитого интеллекта
– Это первые слова, которые мне понятны.
– «Смертоносная шестерка» может представить кого и что угодно. Они искусно перевоплощаются, отлично воспроизводят диалектизмы и способны проникнуть даже туда, куда, казалось бы, вход всем закрыт.
– Но это ужасно: что помешает им внедриться в наши ряды?
– Вы точно схватили суть дела. Благодаря им перед нами открывается завидная перспектива.
– Минуточку. – Пиз повернулся в своем вращающемся кресле и, представив на своем столе портрет Джеронимо в генеральском мундире, радостно завопил: – Вот оно! Никаких процессов, никаких слушаний в конгрессе! Просто не верится!
– О чем вы, Уоррен?
– Да об этих актерах!
– Ах да!
– Актеры могут стать кем захотят и убедить других, что они вовсе не те, кем являются в действительности, не так ли?
– Так. Это то, чему они учились.
– Никаких убийц, никаких исков, никаких чертовых слушаний на Капитолийском холме!
– Не думаю, что можно обойтись без подкупа нескольких сенаторов – на то у нас и фонды для покрытия непредвиденных затрат…
– Итак, картина проясняется! – перебил ее Пиз, снова поворачиваясь на своем кресле. Оба глаза его были широко раскрыты от возбуждения, причем левый даже присмирел на время. – Они прибывают в аэропорт Кеннеди в красных кушаках и, возможно, с бородами и в мягких фетровых гамбургских шляпах… Целая делегация…
– Какая делегация?
– Из Швеции! От Нобелевского комитета. Специалисты по военной истории двадцатого века, они встречаются с генералом Маккензи Хаукинзом, чтобы объявить о присуждении ему Нобелевской премии как величайшему солдату всех времен!
– Может, вызвать доктора, Уоррен?
– Это не обязательно, миссис Трухарт: вы меня уже вылечили. Дали мне то, чего мне недоставало. Неужели не понимаете? Честолюбие у этого психа могло бы сравниться своими размерами с самим Эверестом!
– О ком вы?
– О Повелителе Грома.
– О ком, о ком?
– О Маккензи Хаукинзе, вот о ком! Он получал почетную медаль конгресса! Дважды!
– Полагаю, мы должны произнести мысленно благодарственные слова всевышнему за то, что он американец, а не комми.
– Дерьмо он, вот кто! – взорвался государственный секретарь. – Величайший идиот тысячелетия! За наградой он побежит куда угодно… В данном случае это будет Швеция. Стрелка компаса указывает на север!.. Самолет пропадет… Не важно где – в Лапландии ли или в сибирской тундре.
– Хотя вы и выражаетесь неизвестно зачем непристойнейшим образом, тем не менее, Уоррен, ваши слова о севере звучат для меня благостной музыкой подлинной правды! Нашей правды!.. Что требуется от меня, господин секретарь?
– Для начала надо выяснить, как связаться с офицером, под чьим началом находятся эти актеры, а потом подготовить мой самолет для полета в Форт-Беннинг… Как складывается все удачно!
Две взятые в прокатном пункте машины неслись на юг по девяносто третьей магистрали, которая вела в Бостон. Пэдди Лафферти вел первую, его жена, отставая примерно на милю, – вторую.
Арон Пинкус сидел в головном автомобиле рядом со своим шофером, на заднем же сиденье разместились Сэм Дивероу, его мать и Дженнифер Редуинг, индианка-юрист, устроившаяся между матерью и сыном.
Во второй машине, рядом с миссис Лафферти, сидел генерал Маккензи Хаукинз. Дези-Один и Дези-Два играли сзади в «блэк джек» картами из колоды, похищенной на бывшей лыжной базе.
– Теперь ты слышишь меня хорошо, моя девочка? – говорила пухлая Эрин Лафферти, дама с тонкими кельтскими чертами лица, в радиотелефон. – Дай малышу полную миску овсяной каши с настоящим молоком, а не с разбавленным водой, которое пьет дедушка. А девчурке приготовь два ломтя хлеба, вымоченного в яйцах – в двух яйцах – и поджаренного… Понятно?.. Отлично, девочка, я свяжусь с тобой позже.
– Ваши дети? – слегка смущаясь, спросил Хаук, когда миссис Лафферти положила трубку.
– У вас мозги на месте, любезный? Неужели я похожа на женщину, имеющую крошечных пискунов?
– Я случайно подслушал вашу беседу, мадам…
– Это была моя младшенькая Бриджит. Она присматривает за детьми моего старшего парня, второго моего сына, пока эти две клистирные трубки – он со своей женой – находятся в круизе… Представляете, в круизе!
– А ваш муж не возражает?
– А как мог бы он возражать? Мой мальчик, Деннис, – экономист, и после его имени ставятся все эти буквы. Он ведает причитающимися нашей семье налогами.
– Понимаю.
– Понимаете? Говорить так – все равно что утверждать, будто от дьявола пахнет духами! Никогда не имейте детей башковитее вас. Получается черт-те что! – Но тут загудел телефон, и миссис Лафферти снова взяла трубку. – В чем дело, Бриджи? Ты не знаешь, где холодильник, девочка?.. А, это ты, Пэдди, дорогуша! С каким удовольствием окунула бы я твою голову в бочку с машинным маслом! – Эрин Лафферти передала трубку Хаукинзу: – Пэдди говорит, что мистер Пинкус желает побеседовать с вами.
– Благодарю, мадам… Слушаю вас, командир!
– Да нет, это еще я, Пэдди, генерал. Сейчас передам трубку боссу. Я просто хотел сказать вам, чтобы вы не обращали внимания на мою старуху. Она славная девочка, сэр, но ей не приходилось бывать в настоящих передрягах, – в бою, например, если вы понимаете, к чему я клоню.
– Понимаю, солдат. Но на вашем месте я бы все-таки убедился, что малому дали овсяную кашу на настоящем молоке, а девчурке – поджаренный хлеб, вымоченный в двух яйцах.
– Так она снова о завтраке, да? Там, где бабушки, не жди спокойного житья, генерал… Соединяю вас с мистером Пинкусом.