Дорога висельников

Резанова Наталья Владимировна

Ему ответил нестройный хор множества глоток. Орали и наемники, и каторжники.

Ну, вот и славно, вот и хорошо пошло. А к тому времени, когда они узнают, что никакой резни не было, Эбль будет уже далеко отсюда. Если же нет – под рукой есть лжесвидетели, на которых можно свалить вину. Пожалуй, не стоит их пока убивать. Еще пригодятся.

Как-то сложилось, что в просторечии все горные разработки в Открытых Землях называли рудниками. Что неправильно. И по отношению к шахтам Траудета в первую очередь.

Ибо, строго говоря, рудой именуется порода, содержащая металлы, у Траудета же добывались цветные камни. Но если какие строгости и соблюдались в Открытых Землях,

то не словесные.

Поначалу залежи, как свидетельствовала легенда о горном баране, подходили к самой поверхности земли, но эти времена остались позади, и приходилось рыть штольни. Некоторые из них были выработаны и пустовали. Но месторождение отнюдь не исчерпало себя, и Палази Траудет до нынешней зимы мог относить себя к процветающим промышленникам. Нынче принято было в империи возводить не столько укрепленные замки, сколько городские дворцы и особняки. А для строительства и украшения оных в больших количествах были потребны малахит, лазурит, порфир и серпентин. Люди не столь богатые, чтоб отделывать свои жилища панелями из подобного камня, украшать им потолки и лестницы, но все же достаточно состоятельные, охотно покупали изделия поменьше калибром – от ваз до пуговиц, изготовленных мастерскими в Монзуриане. Траудет мог позволить себе и откупать у государства каторжников (в основном используемых на работах, где не требовалось особых умений, но нужна была физическая сила), и нанимать вольных рабочих. Однако его шахты, как и другие, зависели от поставок продовольствия – как из равнинных поселков, так и из Карнионы. В обычное время с этим затруднений не было и провиант закупался вдосталь и впрок. Сейчас же ближайший поселок был разорен, а подвоз со стороны прекратился. Народу же на руднике было гораздо больше, чем в обычное время. Разумеется, пока что рудник не был в осаде, можно что-то добыть и в лесу, и в поле, но это – сущие мелочи, а хлеб сам собой в штольнях не растет. И это было еще не все, что беспокоило Траудета.

Он принимал Пандольфа и Айдена у себя в конторе. В отличие от Роуэна, который четко разграничивал «домашнюю» и «деловую» жизнь, Траудет и конторе желал блеснуть определенной роскошью обстановки, а может, хотел продемонстрировать потенциальным деловым партнерам все возможности своего промысла. Мебель в конторе была инкрустирована пластинами порфира и розового шпата. Здесь можно было видеть вазы из алебастра и блюда из агата и серпентина. Но настоящей гордостью Палази Траудета были большие напольные часы в виде пирамиды, поставленной на скалу. Ее поддерживали три фигуры грифонов, вырезанные из горного хрусталя и отделанные позолоченным серебром. Ценность тут состояла не в материале, а в самих часах. Хотя они не были такой уж безумной редкостью, даже в Карнионе многие состоятельные люди предпочитали солнечные часы механическим, а вне дома полагались на башенные куранты или церковные колокола. Траудет заказывал часы в Тримейне, у славного мастера Альдо Раусса, известного тем, что он поставляет к императорскому двору механические самодвижущиеся игрушки. Принимая тех посетителей, Траудет, надо думать, и одевался франтовато, и на угощение не скупился.

Теперь же Траудет был в домашнем полукафтане из козьего пуха, на его фигуре весьма напоминавшем бабью кофту. А угощения и вовсе не было подано, ибо не для того он Пандольфа с Айденом позвал.

– Похоже, вы здорово подставили меня, – сказал он. – Нашли, понимаешь, место, где можно с удобством перезимовать…

– Ты о чем? – Обычно Пандольф соблюдал должную дистанцию в разговорах с людьми, занимавшими высокое положение, и не фамильярничал зря, но с Траудетом они как начали с момента встречи обращаться друг к другу на «ты», так и продолжали.

– Вот не прикидывайся, Пандольф. День идет за днем, неделей прирастает, а где те бунтовщики, которыми вы нас стращали?

– Радоваться надо, что их нет.

– Я бы радовался, если бы нас тут не обжирали.

Обиженный Айден приготовился было разразиться защитительной речью, но Траудет не дал ему и слова сказать:

– Может, они давно из Открытых Земель свалили, разбойники эти, и где-нибудь на Белой дороге или на Южном тракте промышляют, а мы тут сидим, как улитка в домике, высунуться боимся. А бояться-то нечего!

– Ты сам в это не веришь, Палази Траудет, – с неожиданным для себя хладнокровием возразил Пандольф. Он видел, что промышленник как-то излишне храбрится.

Тот не стал отпираться:

– Ну, не верю. А знаешь, чего я на самом деле боюсь? Что когда бунтовщики и вправду придут, каторжники мои им ворота откроют. Вольные и мастера драться будут, а эти – нет.

Пандольф был вынужден согласиться, что это вполне вероятно.

– Что ж ты не уехал отсюда, когда понял, к чему дело идет? – хмуро осведомился он. – В Монзуриан хотя бы.

– Сам себя каждый день спрашиваю… Монзуриан и без меня отобьется, а рудник вряд ли. А ежели рудник разорят, и Монзуриану не жить. Опять же беженцы эти на мою голову свалились, я вроде как защищать их должен…

– А может, выгнать их, и дело с концом? – предложил Айден. – Рты-то лишние, а в драке от них никакой пользы не будет.

Айден, никогда не бывавший на войне, предложил выход, к которому нередко прибегали в осажденных крепостях. Всех неспособных держать оружие – за стены.

Но Пандольфу, который в отличие от Айдена настоящую войну повидал, это совсем не понравилось.

– Лучше уж каторжников выгнать, – сказал он. – Не будем опасаться, что они в спину ударят.

– Ну ты даешь, Пан! А еще с Дороги! Это что ж получится – мы сами своих врагов усиливаем? Ведь, ежели их выгнать, они к тем душегубам беспременно прибьются!

– Ну не перебить же их прямо в бараках, в самом деле?

– Отчего ж нет?

Лицо Траудета при этом диалоге выражало глубокую задумчивость. Но принять решение ему помешал посторонний шум.

Явилась Сайль. Причем не одна.

Выступление Кружевницы в день прихода на рудник принесло ей неожиданную популярность. В первую очередь у тех, чьего общества она прежде всячески старалась избегать, – у женщин. Она не могла показаться на людях, чтоб ее не окружили беженки и жены мастеров с жалобами и просьбами. Насколько знал ее Пандольф, это не могло не раздражать Кружевницу. Но та ни разу не устроила скандала, терпеливо выслушивала все сетования, а когда ее просили что-либо посоветовать – отвечала уклончиво, но не грубо. Хотя ей-то было нужно совсем другое. В первую очередь – спуститься в штольни.

Поначалу горняки не хотели об этом и слышать. Как уже было упомянуто, женщина в шахте предполагалась еще большим злом, чем женщина на корабле. В кобольдов тут не верили, а в то, что женщина может разбудить любую нечисть, живущую под горой, – вполне. Но Кружевница с грехом пополам объяснила им, что не собирается спускаться в действующие штольни – только в выработанные. Это во-первых. А во-вторых – как раз для злого дела, так что она тут годится как нельзя лучше.

Так у Кружевницы, кроме беженок, появилась еще одна группа сторонников – горные мастера. О том, что предыдущая встреча горняков и Кружевницы прошла не очень успешно (в особенности для горняков), она не рассказывала. То ли хватало осторожности, то ли успела благополучно позабыть.