Дорога во тьму
Шрифт:
Кухарка - молоденькая негритянка, недавно принятая на работу - очень удивилась моему раннему появлению.
– Завтрак еще не готов, мисс Мэри, – испуганно пролепетала она.
– Это ничего, наверняка в запасах найдется что-то съедобное и сытное. Достань, пожалуйста, все, что возможно, - нетерпеливо потребовала я.
– И приготовь большой омлет с беконом.
– Да, миссис Мэри, сейчас подам, - засуетилась девушка.
Я жадно накинулась на ломти ветчины, поспешно заталкивая в рот кусок за куском и не узнавая сама себя, но не в силах остановиться. Еда казалась странной на вкус, пресной, и голод не утоляла. Хотелось чего-то другого, но чего именно - понять не удавалось. Хорошо, хоть Трой оставил меня в покое. Во мне вдруг поднялось сильное, почти неконтролируемое раздражение и, чтобы случайно не сорваться на служанке, дожевывая на ходу, я вернулась в спальню.
Я никак не могла поверить словам кузена, что почти превратилась в чудовище, не замечая в себе внешних изменений. До сих пор происходящее казалось ночным кошмаром, мысли путались, и я понимала, что мне срочно необходимы помощь и совет. Разумнее всего обратиться к Аластерам, но если я попытаюсь воспользоваться лошадьми, кузен наверняка меня остановит. Оставался падре Джиэнпэоло, он живет неподалеку и уже должен вернуться. У кого, как не у служителя церкви, просить защиты от дьявольских сил? Лишь бы Трой не догадался.
Добравшаяся до дома Нэнси, перепуганная событиями ночи и сильно волновавшаяся за меня, смахивая слезы и тихонько причитая, помогла мне привести себя в порядок. Соблюдая конспирацию, я сказала ей, что хочу посетить могилы родителей. Слышал меня Трой или нет, но никто меня не задержал, когда я быстро направилась в сторону семейного кладбища, то и дело нервно оглядываясь. Солнце неприятно резало глаза, словно в них насыпали песок. Когда я появилась на пороге, падре как раз собирался в приход, но, окинув меня взглядом, молча вернулся в дом.
Такого выражения ужаса и омерзения на его лице, как после моего рассказа, я еще не видела.
– Негодяй, исчадье сатаны, как он посмел! Он же знал, что ты моя последняя надежда! – потрясенно восклицал побледневший Джиэнпэоло, не усомнившись в моих словах ни на мгновение, чем привел меня в крайнюю степень отчаяния, исключая ошибку моего воспаленного сознания.
– Значит, Вы все знали, падре? И ничего не предприняли? – поразилась я, чувствуя, как рушится под ногами привычный мир.
– А что я мог сделать? Это происки дьявола, а я всего лишь слуга Господень. Я не могу даже молиться за их души, потому что они навечно прокляты. К тому же, они мои родные братья, ставшие на сторону темных сил. Наверное, это Отец наш Всевышний посылает испытание моей веры, - всегда уверенный в своей правоте кузен словно оправдывался.
– Теперь я понимаю, что это божья кара за мой смертный грех, - еле слышно произнес он, покрываясь холодной испариной и закрыв лицо ладонями.
– Проявив слабость и малодушие, когда ты заболела дифтерией, усомнившись в божьей воле, я дрогнул и посмел обратиться с мольбой о твоем выздоровлении не к Всевышнему, а к приспешнику сатаны, своему проклятому брату. Господь хотел призвать тебя к себе, чтобы уберечь твою душу, чтобы грехи нашего рода не пали на тебя, а мы посмели помешать его промыслу. И вот пришла неминуемая расплата.
“Значит, это Джиэнпэоло обратился к Марко, - осенило меня. – Выходит, я права, а Трой солгал. Падре не обратился бы за помощью к тому ужасному чудовищу, каким средний кузен пытался представить младшего”.
– Но что же мне теперь делать? – робко напомнила я о себе, все еще наивно на что-то надеясь. – Я не хочу становиться вампиром. Вы были моим духовным отцом, так помогите мне теперь, сделайте что-нибудь.
– Да, Мэри, правильно, что пришла ко мне, - стряхнув оцепенение, ответил священник. – Еще не все потеряно. Ты же еще не обратилась окончательно, следовательно, надежда есть. Мы сможем спасти твою душу, сможем прервать проклятие нашего рода! – падре уже торжествовал, фанатично сверкая глазами, напугав меня еще больше, если такое вообще было возможно. – Ты покинешь этот мир, но не уподобишься отродьям тьмы, душа твоя останется чистой и вознесется к небесам. Хвала Господу!
«Неужели мне все-таки суждено умереть? – обрушились все мои надежды, вновь повергая в пучину отчаяния.
– Но как? Не станет же священник меня убивать, да и души самоубийц не получают прощенья». – обреченность вновь сломила меня.
Но, оказалось, все гораздо проще. Глаза пастора лихорадочно блестели, и он быстро, но очень настойчиво заговорил:
– Тебе ничего не нужно делать, Мэри. Просто ни в коем случае не пей сегодня крови, терпи, молись, не поддавайся искушению, прими это как испытание. Считай, что сегодня твой строгий пост. Господь укрепит тебя, но помыслы должны быть тверды и непоколебимы, какой бы мучительной не казалась проклятая жажда. И тогда ты тихо заснешь, а проснувшись, воссоединишься с отцом и матерью. Возможно, мне стоит запереть тебя, на случай, если вера твоя не так сильна, как должно? – предложил он мне «помощь».
Чувствуя себя опустошенной и почему-то преданной, я отвергла его предложение. Сил держаться почти не оставалось, а раздражение, обида и другие негативные эмоции буквально рвались наружу.
– Спасибо, падре, но раз это последний день моей жизни, я должна провести его достойно. Я отправлюсь на кладбище, как и собиралась.
Джиэнпэоло с подозрением посмотрел на меня, однако задерживать не стал, предупредив напоследок:
– Хорошо, Мэри, ступай, а я предупрежу Аластеров о расторжении помолвки. Думаю, завтра они поймут, почему, когда я объявлю о твоей скоропостижной кончине. А потом проведу весь день и всю ночь коленопреклоненным в молитвах о спасении твоей души. Но помни: если ты дрогнешь, проявишь слабость, ты станешь чудовищем, а я прокляну тебя и не стану покрывать, ибо это не исповедь. И тогда за тобой придут силы, борющиеся с нечистью, все равно убьют тебя, но тебе не избежать тогда вечных мук преисподней. Мне давно следовало поступить так с моими братьями. Прости, Господи, мою слабость! – буквально выкрикнув последние слова, Джиэнпэоло схватился за крест на груди.
Помолившись у могил родителей, я стояла и с горечью думала о том, что скоро и я лягу здесь рядом с ними, а ведь мне так хотелось жить, стать счастливой женой и матерью, увидеть внуков. И ничего этого никогда уже не произойдет.
Какая ужасающая несправедливость! Моя мама, умирая, была даже на год моложе, чем я сейчас. Но она хотя бы познала любовь и счастье с моим отцом и успела подарить жизнь мне. «Ну, ничего, очень скоро, я вновь увижу родителей, Господь не оставит меня, - уговаривала я себя. – Это должно служить мне утешением, значит, такова моя судьба».
Из-за тучи снова выглянуло осеннее солнце. Пробиваясь сквозь дымку, оно светило совсем не ярко, но у меня немилосердно заболели глаза, а головная боль и чувство голода усилились. Вдобавок, у меня отвратительно зудели и ныли десны, а раздражение росло так, что в груди тесно становилось. Пришлось возвращаться домой.
Очень не хотелось думать о скорой смерти, которая казалась неизбежной. Не то, чтобы я смирилась с ней. Она по-прежнему безумно страшила, несмотря на слова Джиэнпэоло, но я уже смогла кое-как взять себя руки. «Леди в любой критической ситуации обязана вести себя достойно», - напоминала я себе.
Не пожелав видеть ненавистного Троя, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, я предпочла остаток дня провести с Нэнси. Наверное, няня - единственный человек, кто будет искренне горевать обо мне. Хоть бы чудовище не выместило злость на ней, когда я нарушу его планы.
Пища и напитки не приносили никакого облегчения. К сожалению, я уже вполне отчетливо осознавала, какой именно еды, точнее, питья я так сильно жаждала.
Вспоминая счастливое прошлое и рассеяно рассказывая какие-то смешные случаи из жизни в пансионе, я отсела от няни подальше, стараясь отвлечься от дикого, но мучительного желания вцепиться ей в горло. Казалось, я слышу, как под ее черной кожей неторопливо течет по венам вожделенная кровь. Силы постепенно оставляли меня. Я понимала, что конец мой уже близок, но мучения становились все нестерпимей. Солнце село, день заканчивался, и я, попрощавшись с плачущей Нэнси, я решила больше не рисковать и не искушать судьбу и осталась одна, шепча молитву Pater noster.