Дорога
Шрифт:
– Ты же можешь сцеживать молоко, – растерянно произнес он, помня, что именно так и поступала Люба.
– Ну да, сцеживать и отдавать в ясли, чтобы их няньки все перепутали и кормили этим молоком чужих детей, а мою Дашеньку – всякой дрянью? Даже и не думай.
– Но, может быть, твоя мама могла бы приехать и сидеть с ребенком, пока ты работаешь? – продолжал робко настаивать Родислав. – Она бы ничего не перепутала.
– У мамы свои заботы, – сухо ответила Лиза. – Она живет с моим братом и его семьей, там трое детей, и без мамы они не справятся. А если она приедет сюда, то мы с тобой встречаться уже не сможем. Ты этого хочешь?
В этот момент Родислав был так зол на Лизу, что готов был согласиться с ее словами: да, он ничего этого больше не хочет. Он не хочет упреков, сцен и скандалов, и самое главнее – он не хочет, чтобы то, что он принял за проявление любви и порыв страсти, оказывалось банальным и пошлым пьяным угаром. Почему-то для него это было особенно важно. Он, который за время работы на следствии немало поразвлекался с не вполне трезвыми девушками, сам будучи в алкогольном кураже, особенно ценил в Лизе настоящий живой темперамент, не подогретый спиртным, и раскованность на грани бесстыдства, искреннюю и откровенную, а не порожденную тяжелым опьянением. Пьяный секс – это совсем не то, ради чего стоило рисковать семьей и карьерой.
Он молча оделся и уехал домой.
Наступил сентябрь, Николаша пошел в девятый класс, Леля – во второй, Лиза продолжала сидеть дома на иждивении Родислава и Любы. Весь август супруги Романовы наедине говорили только об одном: по их вине осужден невинный. Кассационная инстанция рассмотрела жалобу адвоката, сочла ее необоснованной и оставила приговор в отношении Геннадия Ревенко без изменения. Но к сентябрю и эта тема постепенно утратила остроту, и осенью все вроде бы вошло в привычную колею.
И вдруг позвонил участковый, Михаил Филиппович Варфоломеев. Позвонил и попросил кого-нибудь из родителей Коли Романова подойти в местное отделение милиции. Люба еще не вернулась с работы, и Родислав отправился в отделение один, сунув в портфель бутылку виски и коробку бельгийских конфет – подарки Аэллы.
Участковый Варфоломеев ждал его возле окна дежурного.
– Здравствуйте, Родислав Евгеньевич, – подобострастно заулыбался он. – Вот, ждем вас. Вы только не волнуйтесь, ничего страшного не случилось, так, небольшое недоразумение.
Он провел Родислава в кабинет, где сидели Коля и совсем молоденькая девушка в форме с лейтенантскими погонами и ужасно серьезным лицом.
– Познакомьтесь, это лейтенант Еремина, наш инспектор по делам несовершеннолетних. А это Родислав Евгеньевич, отец Коли.
– Очень хорошо, что вы пришли, Родислав Евгеньевич, – начала Еремина строгим учительским тоном. – Ваш сын был задержан возле книжного магазина, он пытался продать с рук по спекулятивной цене вот эти книги.
Она показала на два толстых тома Пикуля – «Пером и шпагой» и «Битву железных канцлеров», те самые книги, которые дед Николай Дмитриевич подарил внуку на пятнадцатилетие.
– Уголовная ответственность по статье за спекуляцию не наступает в пятнадцать лет, – ответил Родислав первое, что пришло ему в голову. – И потом, здесь нет скупки, Коля не покупал эти книги, они принадлежат ему, это подарок.
– Да что вы, Родислав Евгеньевич, – засуетился участковый, – кто говорит об уголовной ответственности? Просто мелкое правонарушение. Но вы как отец, конечно, примете меры, я в этом уверен. Я вот и лейтенанту Ереминой говорил, что у вас такая семья, такая семья, что вы сами офицер, майор милиции, и супруга ваша – дочь генерала Головина, уж вы, конечно, сами все меры примете и воспитательное воздействие на сынка окажете.
– Я должна поставить вашего сына на учет, – сурово произнесла лейтенант Еремина.
– Хорошо, – согласился Родислав, – ставьте. Я со своей стороны обещаю, что все необходимые меры воздействия будут приняты. Михаил Филиппович, – обратился он к участковому, – я могу попросить вас вывести Колю в коридор? Мне бы хотелось поговорить с товарищем лейтенантом на сугубо профессиональные темы.
Варфоломеев понимающе кивнул и подтолкнул парня к двери.
– Товарищ лейтенант, как ваше имя-отчество? – самым мягким тоном, на какой только был способен, произнес Родислав.
– Елена Анатольевна.
– Вы позволите мне присесть, Елена Анатольевна?
– Да, – смутилась Еремина, – конечно, пожалуйста, садитесь.
Родислав сел, достал сигареты, попросил разрешения закурить, щелкнул дорогой зажигалкой – подарком Аэллы Александриди.
– Елена Анатольевна, вы, как я понял, в курсе, кто является дедом Николая?
– Да у нас уже все отделение в курсе, – усмехнулась Еремина.
– Вот как? – приподнял брови Родислав.
– Ваш сын, когда его доставили, кричал, что всех нас уроет, что у него дед – замминистра Головин и он всех уволит, если с головы его внука хоть один волос упадет.
– Это плохо, – вздохнул Родислав. – А я надеялся сохранить наше родство в секрете если уж не от всех, то хотя бы от большинства. Видите ли, Елена Анатольевна, генерал-лейтенант Головин, отец моей жены, человек немолодой и не очень здоровый, у него высокое давление, от волнения может случиться гипертонический криз или, еще того хуже, инсульт. Поэтому мы всячески оберегаем деда от плохих известий, чтобы не спровоцировать болезнь. Вы меня понимаете?
– Я-то понимаю, – растерянно ответила инспектор по делам несовершеннолетних. – Я, конечно, могу не ставить вашего мальчика на учет, пока он не натворил ничего более серьезного, но все отделение слышало… Что с этим делать?
– А вы скажите, что мальчик пошутил. Чего пацан не брякнет ради красного словца? Романов – фамилия распространенная, парень знает, что здесь в одном из домов живет мальчишка по фамилии Романов и у него дед – заместитель министра внутренних дел. Вот он и воспользовался тем, что носит ту же фамилию, и решил милиционеров попугать: а вдруг да отпустят? Так подойдет?
– Вполне, – Еремина улыбнулась впервые за весь разговор. – Только вы с Варфоломеевым сами поговорите, хорошо?
– Конечно, – ответно улыбнулся Родислав. – Надеюсь, я смогу с ним договориться. А вам огромное спасибо, Елена Анатольевна. Обещаю, что сын будет должным образом наказан.