Дорога
Шрифт:
О болезни девочки Романовы узнали только тогда, когда Татьяна Федоровна позвонила Любе и спросила, как звонить в поликлинику, чтобы вызвать врача.
– Сколько дней Лариса болеет? – встревоженно спросила Люба.
– Да уж восемь, наверное. А то и десять. Как Новый год справили, так она и заболела.
– И вы до сих пор не показывали ее врачу? Почему? Чего вы ждали?
– Так зачем нам врач-то? Врач нужен, чтоб справку дать, освобождение от школы, а у Ларки и так каникулы были, зачем ей справка? Вот каникулы кончились, а она в школу идти не может, потому
Люба продиктовала ей телефон поликлиники и попросила обязательно позвонить, когда придет врач.
– Я буду на работе, но Родислав подойдет и послушает, что скажет доктор. Может быть, нужны какие-то лекарства, витамины, он все купит и принесет.
Вечером Родислав сообщил жене, что спускался к соседям, когда пришел врач. У Ларисы подозрение на пневмонию, но нужно делать рентген в поликлинике, чтобы уточнить диагноз, а до поликлиники девочка просто не дойдет. Врач настаивала на госпитализации, собиралась уже вызывать машину, но Татьяна Федоровна забрать девочку не позволила и ударилась в слезы и причитания по поводу того, что ее кровиночку собираются у нее отнять и заморить. Все лекарства, которые врач прописал, Родислав купил и принес.
– Надо завтра же отвезти Ларису на рентген, – решительно сказала Люба. – Если это пневмония, то с ней шутить нельзя. Ты можешь помочь?
Родислав пообещал все сделать и на следующий день взял Ларису на руки, отнес в машину и отвез в поликлинику. Рентгенограмма подтвердила первоначальный диагноз: пневмония. Врач снова предложила положить девочку в больницу, но Татьяна Федоровна и на этот раз отказалась.
– Я сама ее выхаживать буду, – заявила она. – У моей дочки-покойницы два раза пневмония была, и ничего, без всяких там больниц обошлись, сами справились.
Вечером Люба пришла к ним, долго и обстоятельно беседовала с бабушкой Ларисы, уговаривая ее согласиться на госпитализацию, но успеха не добилась.
– Ее там заморят, – причитала Татьяна Федоровна. – Ее залечат, инвалидом сделают, знаю я эти больницы, меня к ней пускать не будут, а няньки да медсестры к больным деткам сутками не подходят, не ухаживают, белье не меняют, в туалет не водят, и кормят хуже, чем в тюрьме. Нет, нет и нет.
– Тогда я заберу ее к нам, – твердо сказала Люба. – Сегодня пятница, впереди два выходных, и у меня еще есть три отгула, хотя бы пять дней я побуду с Ларисой.
– Я что, сама не могу со своей внучкой побыть? – сердито спросила Кемарская. – Думаешь, я совсем старая и беспомощная? Нам подачки не нужны, мы сами справимся.
Люба махнула рукой и ушла. Но среди ночи ее разбудил телефонный звонок Кемарской: Лариса задыхается и так ослабела, что не может дойти до туалета. Люба, накинув шубу поверх ночной сорочки, бросилась на второй этаж.
– Вам врач уколы прописал?
– Вроде говорила она что-то про уколы… – растерянно пробормотала Татьяна Федоровна. – Да я их делать не умею.
– Вы должны были сказать врачу, чтобы вам присылали медсестру. Вы сказали?
– Нет… А что, она сама не соображает, что раз прописала ребенку уколы, так надо и о медсестре позаботиться? За что она зарплату получает?
– Татьяна Федоровна, это ваш ребенок, и заботиться о нем должны вы, а не врач, у которого таких детей – целый участок. Она не может думать обо всех и обо всем. Где рецепты?
– Да вон лежат.
Люба быстро просмотрела выписанные врачом рецепты: помимо таблетированных препаратов и микстур, там были рецепты и на ампулы – уколы следовало делать два раза в сутки.
– Где то, что принес Родислав?
Татьяна Федоровна, поджав губы, молча поставила перед Любой коробку из-под обуви, в которой были беспорядочно свалены лекарства. Люба быстро нашла нужные ампулы.
– Сейчас я принесу шприц и сделаю укол.
– А ты разве умеешь?
– Умею. Меня еще в детстве научили. И Леля у меня слабенькая росла, часто болела, так что практика у меня большая.
Она вернулась домой, ступая на цыпочках, чтобы не разбудить мужа и детей, достала шприц, иголки, спиртовой раствор и металлическую емкость для стерилизации и снова спустилась в тридцать четвертую квартиру. Лариса по-прежнему дышала с трудом, губы стали синюшными, и Татьяна Федоровна перепугалась не на шутку. Люба сделала укол, и через некоторое время девочке стало легче.
– Я забираю ее, – сказала Люба тоном, не терпящим возражений. – Вы сами не справитесь. Ларисе нужно постоянно делать дыхательную гимнастику, я знаю какую и буду с ней заниматься. Нужно делать уколы. И капельницы надо ставить. Я завтра с утра вызову медсестру, пусть прокапает Ларису.
– Да где ж ты ее возьмешь в субботу-то? – всплеснула руками Кемарская.
– Найду.
Завернув девочку в одеяло, Люба подхватила ее на руки и понесла к лифту. Десятилетняя Лариса росточка было невысокого и весила совсем мало, но Любе было тяжело, и она пожалела, что не разбудила Родислава. Однако она справилась и благополучно доставила ребенка в свою квартиру и уложила в гостиной на диване.
Она очень старалась не шуметь, но Леля все равно проснулась.
– Мам, что случилось? Это кто на диване?
– Это Лариса. Она серьезно больна, ей нужен уход.
– И что, она будет здесь болеть, у нас?
– Лелечка, я буду за ней ухаживать. Это ненадолго, только пока она не оправится и не окрепнет немножко.
– А что с ней?
– Воспаление легких.
– Это заразно?
– Ну что ты, конечно, нет. Ты можешь спокойно общаться с Ларисой, сидеть с ней, читать ей вслух. Вы можете вместе смотреть телевизор.
– Зачем читать ей вслух? Она что, читать не умеет? Она же старше меня.
– Она умеет читать, но сейчас Лариса очень слабенькая, у нее нет сил даже держать книжку в руках.
– И она теперь все время будет тут лежать и мешать нам?
– Да, – жестко ответила Люба. – Она будет лежать здесь, потому что она больна и нуждается в помощи. Вспомни, когда ты болела, ты тоже целыми днями лежала здесь, вот на этом самом диване, но никто ведь не жаловался и не говорил, что ты всем мешаешь. Ты меня удивляешь, Леля. Я думала, что вырастила добрую девочку, которая никогда не откажет людям в помощи.